Аси, старик Редлих сказал мне: — Хотите, я Вам скажу новость? — Какую? — Ваша дочка танцует. Ее сегодня приносила к нам на минутку Аннетта, и — представьте себе: она танцевала! Это было так трогательно!

(Сейчас она изо всех сил кричит за дверью: — Мама! Мама! Мама!)

С виду ей можно дать полтора года и больше. У нес бледное личико с не совсем еще сошедшим загаром. Глаза огромные, светло-голубые. Брови темнеют. — «У нее будут соболиные брови», — сказала Пра, когда увидела ее после 2-х месяцев разлуки.

Волосы — по выражению Аси — пегие. На затылке русые, спереди льняные, седые, зеленоватые, — как у деревенских детей. Твердые и густые. Недавно я катала ее колясочку при луне.

О ее глазах: когда мы жили в Ялте, наша соседка по комнате, шансонетная певица, все вздыхала, глядя на Алю: — Сколько народу погибнет из-за этих глаз!

И здесь, в Феодосии, художник-анархист Prévost, француз, родившийся в Алжире, сказал мне, только что познакомившись:

— «Вчера я видел Вашу дочь. Какой прелестный ребенок! И какие у нее глаза! Сколько я ни смотрел, я никак не мог охватить их взглядом!»…


Феодосия, 18-го ноября 1913 г., понедельник.

Третьего дня Аля первый раз поцеловала… кота. Это был ее самый первый поцелуй. После этого она два раза погладила себя по голове, приговаривая: — ми, ми.

Вчера я кончила ей стихи. Завтра ей год, 2 с половиной месяца. Несколько дней тому назад она определенно начала драться.

— Да, теперь она, на вопрос: — Как тебя зовут? — отвечает: Аля.

Аля! Маленькая тень
На огромном горизонте.
Тщетно говорю: «Не троньте!»
Будет день

Милый, грустный и большой, —
День, когда от жизни рядом
Вся ты оторвешься взглядом
И душой.

День, когда с пером в руке —
Ты на ласку не ответишь.
День, который ты отметишь
В дневнике.

День, когда, летя вперед
Своенравно, без запрета
С ветром в комнату войдет —
Больше ветра!

Залу, спящую на вид,
Но волнистую, как сцена,
Юность Шумана смутит
И Шопена.

Целый день настороже,
А ночами — черный кофе.
Лорда Байрона в душе
Тонкий профиль…

Метче гибкого хлыста
Остроумье наготове.
Гневно сдвинутые брови
И уста…

Прелесть двух огромных глаз,
Их угроза, их опасность.
Недоступность — гордость — страстность
В первый раз…

Благородным без границ
Станет профиль — слишком белый,
Слишком длинными — ресниц
Станут стрелы;

Слишком грустными — углы
Губ изогнутых и длинных,
И движенья рук невинных —
Слишком злы.

«Belle au bois dormant» Перро, —
Аля! — Будет все, что было.
Так же ново и старо,
Так же мило.[131 - *Спящая красавица (фр.)]

Будет, — сердце, не воюй,
И не возмущайтесь, нервы! —
Будет первый бал и первый
Поцелуй.

Будет «он». (Ему сейчас
Года три или четыре.)
— Аля! Это будет в мире
В первый раз.

    МЦ
Феодосия, 5-го декабря 1913 г., среда.

Сегодня Але 1 год 3 месяца. У нее 12 зубов (3 коренных и 1 глазной).

Новых слов не говорит, но на вопросы: где картина? конь? кроватка? глазки? рот? нос? ухо? — указывает правильно, причем ухо ищет у меня за волосами.

Вчера она, взяв в руки лист исписанной бумаги, начала что-то шептать, то удаляя его от глаз, то чуть ли не касаясь его ресницами. Это она по примеру Аннетты, читавшей перед этим вслух письмо, — «читала». Тогда Сережа дал ей книгу, и она снова зашептала. С бумажкой в руках она ходила от Сережиной кровати до кресла, непрерывно читая.

Еще новость: