учить начал… чудак!

Аграфена. Что ж? Он правду говорит. Немножко правды и господам знать надо.

Надя. Вам очень тяжело жить, Ефимыч?

Левшин. Мне — не очень. У меня детей нет. Баба есть — жена, значит, — а дети все померли.

Надя. Тетя Таня! Почему, когда в доме мертвый, все говорят тихо?..

Татьяна. Я не знаю…

Левшин(с улыбкой). Потому, барышня, что виноваты мы перед покойником, кругом виноваты…

Надя. Но ведь не всегда, Ефимыч, людей… вот так… убивают… При всяком покойнике тихо говорят…

Левшин. Милая, — всех мы убиваем! Которых пулями, которых словами, всех мы убиваем делами нашими. Гоним людей со свету в землю и не видим этого, и не чувствуем… а вот когда бросим человека смерти, тогда и поймем немножко нашу вину перед ним. Станет жалко умершего, стыдно пред ним и страшно в душе… Ведь и нас так же гонят, и мы в могилу приготовлены!..

Надя. Да-а… это страшно!

Левшин. Ничего! Теперь — страшно, а завтра — все пройдет. И опять начнут люди толкаться… Упадет человек, которого затолкают, все замолчат на минутку, сконфузятся… вздохнут — да и опять за старое!.. Опять своим путем… Темнота! А вот вы, барышня, вины своей не чувствуете: вам и покойники не мешают, вы и при них можете громко говорить…

Татьяна. Что нужно сделать, чтобы жить иначе?.. Вы знаете?..

Левшин(таинственно). Копейку надо уничтожитьсхоронить ее надо! Ее не будет, — зачем враждовать, зачем теснить друг друга?

Татьяна. Это — всё?

Левшин. Для начала — хватит!..

Татьяна. Хочешь пройтись по саду, Надя?

Надя(задумчиво). Хорошо…

(Они идут в глубину сада; Левшин — к столу. У палатки появляются генерал. Конь, Пологий.)

Ягодин. Ты, Ефимыч, и на камне сеешь… чудак!

Левшин. А что?

Ягодин. Напрасно стараешься… Разве они поймут? Рабочая душа поймет, а господской это не по недугу…

Левшин. Девчоночка-то хорошая. Мне про нее Митяйка Греков сказывал…

Аграфена. Может, еще выпьете чаю?

Левшин. Это — можно.

(Молчат. Слышен густой голос генерала. Мелькают белые платья Нади и Татьяны.)

Генерал. Или протянуть через дорогу веревку… так, чтобы ее не видно было… идет человек и вдруг — хлоп!

Пологий. Приятно видеть, когда человек падает, ваше превосходительство!

Ягодин. Слышишь?

Левшин. Слышу…

Конь. Сегодня этого нельзя ничего — покойник в доме. При покойнике не шутят.

Генерал. Не учить меня! Когда ты умрешь, я плясать буду!

(К столу идут Татьяна и Надя.)

Левшин. Стар человек!

Аграфена(идет к дому). Уж так он озорничать любит…

Татьяна(садится к столу.) Ефимыч, скажите, вы — социалист?

Левшин(просто). Я-то? Нет. Мы вот с Тимофеем ткачи, мы — ткачи…

Татьяна. А вы знаете социалистов? Слышали о них?

Левшин. Слыхали… Знать — не знаем, а слыхали, да!

Татьяна. Вы Синцова знаете? Конторщика?

Левшин. Знаем. Мы всех служащих знаем.

Татьяна. Говорили с ним?

Ягодин(беспокойно). О чем нам говорить? Они — наверху, мы — внизу. Придешь в контору, они нам скажут, что им директор велел… и всё! Вот и знакомство.

Надя. Вы, кажется, боитесь нас, Ефимыч? Вы не бойтесь, нам интересно…

Левшин. Зачем бояться? Мы ничего худого не сделали. Нас вот позвали сюда для охраны порядка, — мы пришли. Там народ, который разозлился, говорит: сожжем завод и всё сожжем, одни угли останутся. Ну, а мы против безобразия. Жечь ничего не надо… зачем жечь? Сами же мы строили, и отцы наши, и деды… и вдруг — жечь!

Татьяна. Вы не думаете ли, что мы расспрашиваем вас с каким-нибудь злым умыслом?

Ягодин. Зачем? Мы зла не