ишь раздулся с нашей кровушки!
Где крестьянские все наши телочки-коровушки?

Царь, залечивай
Раны-немощи!
Есть нам нечего,
Пить нам не на што!
Свиньям месиво —
Вот обед наш весь!
Гниль да с плесенью —
Вот и век наш весь!

Гниль да плесень да горящая солома!
— Кто пустил вас, черти-дьяволы, в хоромы?

— А мы сами пришли!
Одолели вши.
Всё нутро-кишки
Проскребли жмыхи.

Чтоб спознался Царь крестьянский с нашим горем —
Мы царю-то Комару-то — брюхо вспорем!

— Что вы, дурни, Царю брюхо пороть?
У Царя-то, чай, священная плоть!
Али к Божьему закону тупы?
— Всé по рощицам твои, Царь, попы!

— Ошалели, сволочь, черная кость!
— Кость-то белую твою с мясом врозь
Разведем — тогда смекнешь, старина:
Кость-то разная, а кровь-то — одна!

— Эй, дворянчики мои, грибы-груздочки!
Столбы верные, примерные столбочки!
Что ж вы нынче на помин не легки?
— Все без шапочки твои, Царь, грибки!

За престол за твой по красным по стогнам
Место лобное свели — с местом лобным.
«Не трудись, — кричат, — собачьи кишки!
Только выше мы еще — без башки!»

— Миткаль-бисер-леденцы-пух гусиный;
Выручай меня хоть ты, Двор Гостиный!
Аль в груди, как на лотке, — одна гниль?
— От купцов твоих, Кумач, — одна быль!

Там, где розаны цветут и на святки
В том краю теперь разбили палатки!
Пропадать с тобой небось — не глупцы!
Все водой твои махнули купцы!

— Эй, навозенные мухи,
Псы-антихристы!
Вызволяй, свиное ухо,
Царя — хитростью!

— Бсе макать пошли — да в нашу солонку!
Все на нашу перешли на сторонку!

— Ой, Боже, да кто ж вы?
— А мы — бездорожье,
Дубленая кожа,
Дрянцо, бессапожье,
Ощебья, отребья,
Бессолье, бесхлебье,
Рвань, ягоды волчьи, —
Да так себе — сволочь!

— Как не пропиты мои, значит, дрожки, —
Всем сафьянцу привезу на сапожки!

— Сафьян нам негоже:
Твоя нужна кожа.

— Пощадите мою спинку, голубчики!
Всем овчинки привезу на тулупчики!
— Нет, Царь, не до шуб!
Тебя под тулуп.

Чай, веками нас валили под рогожу-то!
— Ой, да что ж это, да что ж это, да что ж это?!

— Смеялся — плачь!
— Грозился — трусь!
Да, Царь-Кумач,
Мы — Красная Русь!

Твоя мамка мы, кормилка никудашная,
Русь кулашная — калашная — кумашная!

Ша — баш!

Москва, 14 июля — 17 сентября 1920



Переулочки

Алексею Александровичу Подгаецкому-Чаброву

на память о нашей последней Москве


А не видел ли, млад, — не вемо-што,
А не слышал ли, млад, — не знамо-што
В белохрущатых громких платьицах
В переулочках тех Игнатьевских.

  Свет до свету горит,
  Должно, требу творит,
  Богу жертву кадит,
  С дуба требоваит.

А звоньба-то отколь? — Запястьица!
А урчба-то отколь? — Заклятьице!
Попытай молодецка счастьица
В переулочках тех Игнатьевских!

  Две колдобины. Пень.
  Развалённый плетень.
  Без следочку — да в темь,
  Всех окошечек — семь.

Пока дома сидишь — подумывай,
А шестое пройдешь — послеживай:
С бережочку рыбачка юная
В полглазочку косит: не клюноло ль?

  Дунет — костром загарит,
  Плюнет — рублем подарит,
  Ох, башковит-красовит,
  Дальше — язык не велит!

Оттого-то и в полглазочку-то
Сверх крутого плеча покатиста.
На пустые слова не