точно сгнившее портмоне. В сыром мраке её раздался брюзгливый голос:

— Кто же будит мертвецов после двенадцати?

— Видишь? — усмехаясь, спросил Дьявол. — Творцы законов жизни верны себе, даже когда они сгнили…

— А, это вы, Хозяин! — сказал скелет, садясь на край могилы, и он независимо кивнул Дьяволу пустым черепом.

— Да, это я! — ответил Дьявол. — Вот я привёл к тебе одного из друзей моих… Он поглупел среди людей, которых ты научил мудрости, и теперь пришёл к первоисточнику её, чтобы вылечиться от заразы…

Я смотрел на мудреца с должным почтением. На костях его черепа уже не было мяса, но выражение самодовольства ещё не успело сгнить на его лице. Каждая кость тускло светилась сознанием своей принадлежности к системе костей исключительно совершенной, единственной в своём роде…

— Что ты сделал на земле, расскажи нам! — предложил Дьявол.

Мертвец внушительно и гордо оправил костями рук тёмные лохмотья савана и мяса, нищенски висевшие на его рёбрах. Потом он гордо поднял кости правой руки на уровень плеча и, указывая голым суставом пальца во тьму кладбища, заговорил бесстрастно и ровно:

— Я написал десять больших книг, которые внушили людям великую идею преимущества белой расы над цветной…

— В переводе на язык правды, — сказал Дьявол, — это звучит так: я, бесплодная старая дева, всю жизнь низала тупой иглой моего ума из ветхих шерстинок поношенных идей дурацкие колпаки для тех, кто любит держать свой череп в покое и тепле…

— Вы не боитесь обидеть его? — тихонько спросил я Дьявола.

— О! — воскликнул он. — Мудрецы и при жизни плохо слышат правду!

— Только белая раса, — продолжал мудрец, — могла создать такую сложную цивилизацию и выработать столь строгие принципы нравственности, этим она обязана цвету своей кожи, химическому составу крови, что я и доказал…

— Он это доказал! — повторил Дьявол, утвердительно кивая головой. — Нет варвара, более убеждённого в своём праве быть жестоким, чем европеец…

— Христианство и гуманизм созданы белыми, — продолжал мертвец.

— Расой ангелов, которой должна принадлежать вся земля, — перебил его Дьявол. — Вот почему они так усердно окрашивают её в свой любимый цвет — красный цвет крови…

— Они создали богатейшую литературу, изумительную технику, — считал мертвец, двигая костями пальцев…

— Три десятка хороших книг и бесчисленное количество орудий для истребления людей… — пояснил Дьявол, смеясь. — Где жизнь раздроблена более, чем среди этой расы, и где человек низведён так низко, как среди белых?

— Быть может, Дьявол не всегда прав? — спросил я.

— Искусство европейцев достигло неизмеримой высоты, — бормотал скелет сухо и скучно.

— Быть может, Дьявол хотел бы ошибиться! — воскликнул мой спутник. — Ведь это скучно — всегда быть правым. Но люди живут только для того, чтобы питать презрение моё… Посевы зёрен пошлости и лжи дают самый богатый урожай на земле. Вот он, сеятель, перед вами. Как все они — он не родил что-либо новое, он только воскрешал трупы старых предрассудков, одевая их в одежды новых слов… Что сделано на земле? Выстроены дворцы для немногих, церкви и фабрики для множества. В церквах убивают души, на фабриках — тела, это для того, чтобы дворцы стояли незыблемо… Посылают людей глубоко в землю за углём и золотом — и оплачивают позорный труд куском хлеба с приправой свинца и железа.

— Вы — социалист? — спросил я Дьявола.

— Я хочу гармонии! — ответил он. — Мне противно, когда человека, существо по природе своей цельное, дробят на ничтожные куски,
страница 65
Горький М.   Том 7. Мать. Рассказы, очерки 1906-1907