определить не берусь.
120 Человек не человек,
а так -
людогусь.
Как только голова поднялась над лесами,
обозреваю окрестность.
Такую окрестность и обозреть лестно.
Вы бывали в Пушкине (Ярославская ж. д.) так, в 1925-30 году? Были
болота. Пахалось невесть чем. Крыши - дыры. Народ крошечный. А теперь!
В красных,
в зеленых крышах сёла!
Тракторы!
Сухо!
Крестьянин веселый!
130 У станции десятки линий.
Как только не путаются -
не вмещает ум.
Станция помножилась на 10 - минимум.
"Серьезно" -
поздно
является.
Молодость - известное дело - забавляется.
Нагибаюсь.
Глядя на рельсовый путь,
140 в трубу паровозу б сверху подуть.
Дамы мимо.
Дым им!
Дамы от дыма.
За дамами дым.
Дамы в пыль!
Дамы по луже.
Бегут.
Расфыркались.
Насморк верблюжий.
Винти дальше!
150 Пушкино размельчилось.
Исчезло, канув.
Шея растягивается
- пожарная лестница -
голова
уж_е_,
разве что одному Ивану
Великому
ровесница.
Москва.
Это, я вам доложу, - зрелище. Дома. Дома необыкновенных величин и
красот.
Помните,
160 дом Нирепзее
стоял,
над лачугами крышищу взвеивая?
Так вот:
теперь
под гигантами
грибочком
эта самая крыша Нирензеевая.
Улицы циркулем выведены. Электричество ожерельями выложило булыжник.
Диадемищами горит в театральных лбах. Горящим адрес-календарем
пропечатывают ночь рекламы и вывески. Из каждой трубы - домовьей,
пароходной, фабричной - дым. Работа. Это Москва - 940-950 года во всем своем
великолепии.
Винти!
Водопьяный переулок разыскиваю пока,
Москва стуманилась.
170 Ока змейнула.
Отзмеилась Ока.
Горизонт бровями лесными хмурится.
Еще винчусь.
Становища Муромца
из глаз вон.
К трем морям
простор
одуряющ и прям.
Волга,
180 посредине Дон,
а направо зигзагища Днепра.
До чего ж это замечательно!
Глобус - и то хорошо. Рельефная
карта - еще лучше.
А здесь
120 Человек не человек,
а так -
людогусь.
Как только голова поднялась над лесами,
обозреваю окрестность.
Такую окрестность и обозреть лестно.
Вы бывали в Пушкине (Ярославская ж. д.) так, в 1925-30 году? Были
болота. Пахалось невесть чем. Крыши - дыры. Народ крошечный. А теперь!
В красных,
в зеленых крышах сёла!
Тракторы!
Сухо!
Крестьянин веселый!
130 У станции десятки линий.
Как только не путаются -
не вмещает ум.
Станция помножилась на 10 - минимум.
"Серьезно" -
поздно
является.
Молодость - известное дело - забавляется.
Нагибаюсь.
Глядя на рельсовый путь,
140 в трубу паровозу б сверху подуть.
Дамы мимо.
Дым им!
Дамы от дыма.
За дамами дым.
Дамы в пыль!
Дамы по луже.
Бегут.
Расфыркались.
Насморк верблюжий.
Винти дальше!
150 Пушкино размельчилось.
Исчезло, канув.
Шея растягивается
- пожарная лестница -
голова
уж_е_,
разве что одному Ивану
Великому
ровесница.
Москва.
Это, я вам доложу, - зрелище. Дома. Дома необыкновенных величин и
красот.
Помните,
160 дом Нирепзее
стоял,
над лачугами крышищу взвеивая?
Так вот:
теперь
под гигантами
грибочком
эта самая крыша Нирензеевая.
Улицы циркулем выведены. Электричество ожерельями выложило булыжник.
Диадемищами горит в театральных лбах. Горящим адрес-календарем
пропечатывают ночь рекламы и вывески. Из каждой трубы - домовьей,
пароходной, фабричной - дым. Работа. Это Москва - 940-950 года во всем своем
великолепии.
Винти!
Водопьяный переулок разыскиваю пока,
Москва стуманилась.
170 Ока змейнула.
Отзмеилась Ока.
Горизонт бровями лесными хмурится.
Еще винчусь.
Становища Муромца
из глаз вон.
К трем морям
простор
одуряющ и прям.
Волга,
180 посредине Дон,
а направо зигзагища Днепра.
До чего ж это замечательно!
Глобус - и то хорошо. Рельефная
карта - еще лучше.
А здесь
страница 10
Маяковский В. В. Поэмы (1922-февраль 1923)