гусиная
высохли мочалками
волосы под мышками
хлещет бог
бог — осиновый
а́хнули бусы
бабы а́хнули
радугами стонет
баба Богородица
лик её вышитый
груди глажены
веки мигнут
и опять
закроются
сукровицей кажется потеют и дохнут навозные кучи
скучно в лесу!
в дремучем невесело!
мне то старухи до печёнки скучно
мальчика Митю
в церковь
НЕСТЬ
ведьма ты ведьма
кому ты позавидовала?
месяц пу́пом сел на живот!
мальчика Митю
чтоб его(!) и́дола
сам я вдеваю кол в решето
сам я сижу
матыгой
ночью
жду перелесья
синего утра
и кто то меня за плечо воро́очает
тянет на улицу
мой рукав
ЗНАЮ
от сюдова
мне не поверят
мне не разбить
ключевой тиши́
дедка мороз стучится в двери
месяц раскинул
в небе шалаши.
стены мои звончее пахаря
крепче жимолости в росту́
крепли и крепли
и вдруг
заа́хала
бабы и бусы и шар на мосту
— милый голубку милой посылает —
шлет куличи́
и хлай на столо
а губы плюются
в дым кисилями
а руки ласка́ются
ниже колен
ба́бка пе́ла
небу новосе́лье
небо полотенце!
небо уж не то!
бабка поля пшеном за́се́яла
сам я вдеваю кол в решето
пря́жею бабкиной
месяц утонет
уши его
разольются речкою —
— там из окна
соседнего до́мика
бабка ему
махну́ла ручкою —
ВСЕ
Школа ЧИНАРЕЙ
Взирь За́уми
1926
«в репей закутаная лошадь…»
В репей закутанная лошадь
как репа из носу валилась
к утру лишь отперли конюшни
так заповедал сам Ефрейтор.
Он в чистом галстуке
и сквозь решетку
во рту на золоте царапин шесть
едва откинув одеяло ползает
и слышит бабушка
под фонарями свист.
И слышит бабушка ушами мягкими
как кони брызгают слюной
и как давно земля горелая
стоит горбом на трех китах.
Но вдруг Ефрейтора супруга
замрет в объятиях упругих?
Как тихо станет конь презренный
в лицо накрашенной гулять
творить акафисты по кругу
и поджидать свою подругу.
Но взора глаз не терпит стража
его последние слова.
Как он суров и детям страшен
и в жилах бьется кровь славян
и видит он: его голубка
лежит на грязной мостовой
и зонтик ломаный и юбку
и гребень в волосе простой.
Артур любимый верно снится
в бобровой шапке утром ей
и вот уже дрожит ресница
и ноги ходят по траве.
Я знаю бедная Наташа
концы расщелены глухой
где человек плечами дышит
и дети родятся хулой.
Там быстро щелкает рубанок
а дни минутами летят
там пни растут. Там спит дитя.
Там бьет лесничий в барабан.
Конец героя
Живи хвостом сухих корений
за миром брошенных творений,
бросая камни в небо, в воду ль,
держась пустынником поодаль.
В красе бушующих румян
хлещи отравленным ура.
Призыва нежный алатырь
и Бога чёрный монастырь.
Шумит ребячая проказа
до девки сто седьмого раза
и латы воина шумят
при пухлом шёпоте сулят.
Сады плодов и винограда
вокруг широкая ограда.
Мелькает девушка в окне,
Софокл вдруг подходит к ней:
Не мучь передника рукою
и цвет волос своих не мучь
твоя рука жару прогонит
и дядька вынырнет из туч.
И вмиг разбившись на матрасе,
восстанет, молод и прекрасен
истоком бережным имян
как водолей, пронзит меня.
Сухое дерево ломалось,
она в окне своём пугалась,
бросала стражу и дозор
и
высохли мочалками
волосы под мышками
хлещет бог
бог — осиновый
а́хнули бусы
бабы а́хнули
радугами стонет
баба Богородица
лик её вышитый
груди глажены
веки мигнут
и опять
закроются
сукровицей кажется потеют и дохнут навозные кучи
скучно в лесу!
в дремучем невесело!
мне то старухи до печёнки скучно
мальчика Митю
в церковь
НЕСТЬ
ведьма ты ведьма
кому ты позавидовала?
месяц пу́пом сел на живот!
мальчика Митю
чтоб его(!) и́дола
сам я вдеваю кол в решето
сам я сижу
матыгой
ночью
жду перелесья
синего утра
и кто то меня за плечо воро́очает
тянет на улицу
мой рукав
ЗНАЮ
от сюдова
мне не поверят
мне не разбить
ключевой тиши́
дедка мороз стучится в двери
месяц раскинул
в небе шалаши.
стены мои звончее пахаря
крепче жимолости в росту́
крепли и крепли
и вдруг
заа́хала
бабы и бусы и шар на мосту
— милый голубку милой посылает —
шлет куличи́
и хлай на столо
а губы плюются
в дым кисилями
а руки ласка́ются
ниже колен
ба́бка пе́ла
небу новосе́лье
небо полотенце!
небо уж не то!
бабка поля пшеном за́се́яла
сам я вдеваю кол в решето
пря́жею бабкиной
месяц утонет
уши его
разольются речкою —
— там из окна
соседнего до́мика
бабка ему
махну́ла ручкою —
ВСЕ
Школа ЧИНАРЕЙ
Взирь За́уми
1926
«в репей закутаная лошадь…»
В репей закутанная лошадь
как репа из носу валилась
к утру лишь отперли конюшни
так заповедал сам Ефрейтор.
Он в чистом галстуке
и сквозь решетку
во рту на золоте царапин шесть
едва откинув одеяло ползает
и слышит бабушка
под фонарями свист.
И слышит бабушка ушами мягкими
как кони брызгают слюной
и как давно земля горелая
стоит горбом на трех китах.
Но вдруг Ефрейтора супруга
замрет в объятиях упругих?
Как тихо станет конь презренный
в лицо накрашенной гулять
творить акафисты по кругу
и поджидать свою подругу.
Но взора глаз не терпит стража
его последние слова.
Как он суров и детям страшен
и в жилах бьется кровь славян
и видит он: его голубка
лежит на грязной мостовой
и зонтик ломаный и юбку
и гребень в волосе простой.
Артур любимый верно снится
в бобровой шапке утром ей
и вот уже дрожит ресница
и ноги ходят по траве.
Я знаю бедная Наташа
концы расщелены глухой
где человек плечами дышит
и дети родятся хулой.
Там быстро щелкает рубанок
а дни минутами летят
там пни растут. Там спит дитя.
Там бьет лесничий в барабан.
Конец героя
Живи хвостом сухих корений
за миром брошенных творений,
бросая камни в небо, в воду ль,
держась пустынником поодаль.
В красе бушующих румян
хлещи отравленным ура.
Призыва нежный алатырь
и Бога чёрный монастырь.
Шумит ребячая проказа
до девки сто седьмого раза
и латы воина шумят
при пухлом шёпоте сулят.
Сады плодов и винограда
вокруг широкая ограда.
Мелькает девушка в окне,
Софокл вдруг подходит к ней:
Не мучь передника рукою
и цвет волос своих не мучь
твоя рука жару прогонит
и дядька вынырнет из туч.
И вмиг разбившись на матрасе,
восстанет, молод и прекрасен
истоком бережным имян
как водолей, пронзит меня.
Сухое дерево ломалось,
она в окне своём пугалась,
бросала стражу и дозор
и
страница 8
Хармс Д.И. Том 1. Авиация превращений