совсем.»

ноябрь 1930



«был он тощь высок и строен…»

Был он тощь высок и строен
взглядом женщин привлекал
ел по-барски и порой он
изумительно икал.

ну она была попроще
тоже стройна и тонка
духом немка, с виду мощи
ростом вверх до потолка.

раз в писательской столовой
две склонились головы
подовившись лбом коровы
оба умерли увы.

но забыть они могли ли
друг про друга? Это вра —
ки! Покойники в могиле
оба встретились Ура

Тут она сказала: Боже
как покойник пропищав
и в могиле ты всё тоже
также гнусен и прыщав

он ответил зеленея:
дух свободен от прыщей
ты же стала лишь длиннея
и глупея и тощей.

Но она сказала: Знаешь
будь рябым и будь немым
будь бесплотным понимаешь
ты мне душка м м м

О! — вскричал он. — Ты мне душка!
Что за чудный оборот!
Ты царица! ты индюшка
«Аромат» наоборот!


* * *

И всю ночь соседний прах
лежа пристально в гробу
слышал будто бы в руках
терли пшенную крупу.

Ноябрь 1930



«Неужели это фон…»

Неужели это фон
Пантелей сказал угрюмо
неужели это пон

Каблуков сказал увы
на плечах его висело
три десятых головы

Пантелей вскричал урча
не губите этот ландыш
я племянник сюргуча

я висел прибит к волам
те паслись на Москворечьи
вдруг жестянка пополам

О промолвил Каблуков
сунув лампу под кровать
я конечно не таков

Густо кругло полно врать
всё похоже на ковыль
прокричала громко мать.

Каблуков сказал увы
на плечах его висело
три десятых головы.

Тут вошла его жена
с петухом на подбородке
в сапоги наряжена

Каблуков сказал ги ги
ты не думай о платенцах
ты себя побереги

за окошком хлопал ветер парусин
в это время из комода
вышел заяц керосин

Пантелей сказал пупу
под ногами Пантелея
все увидели крупу

Каблуков сказал увы
на плечах его висело
три десятых головы

мать воскликнула ва ва
вместо рук её болтались
голубые рукава.

А жена сказала хом
все увидели внезапно
подбородок с петухом.

Ноябрь 1930



«Где мой чепец?..»

Кулундов:

Где мой чепец? Где мой чепец?

Родимов:

Надменный конь сидел в часах.

Кулундов:

Куда затылком я воткнусь?

Родимов:

За ночью день, за днём сестра.

Кулундов:

Вчера чепец лежал на полке,
сегодня он лежал в шкапу.

Родимов:

Однажды царь, он в треуголке,
гулял по Невскому в плаще.

Кулундов:

Но где чепец?

Родимов:

И царь смеялся,
когда машинку видел он,
в кулак торжественный смеялся,
царицу зонтиком толкал.

Кулундов:

Чепец в коробке!

Родимов:

Царь хранил
своё величье вековое.
 «Сафо» двумя пальцами курил,
пуская дым.

Кулундов:

А? Что такое?
Скажите, где мой шарф?

Родимов:

Скакал извозчик.
Скакал по правой стороне.
Кричал царю: сойди с дороги,
не то моментом задавлю!
Смеялся царь, склонясь к царице.

Кулундов:

Простуда в горло попадет,
поставлю вечером горчичник.

Родимов:

И крикнул царь: какой болван!
На мне тужурка из латуни,
а на царице календарь.
Меня так просто не раздавишь,
царицу санками не сдвинешь,
и в доказательство мы ляжем
с царицей прямо под трамвай.

Кулундов:

Потом советую, сам-друг Кулундов,
одень шерстяную рубашку.
На двор, Кулундов, не ходи,
но поцелуй свою мамашку.

Мамаша:

Нет, нет, избавь меня,