предлагаю - пойдем со мной на луга, я тебя буду учить истине, а ты производишь впечатление человека понятливого. Секретарю почудилось, что он слышит все это во сне. - Скажи, пожалуйста, - хрипло спросил Пилат, - твой хитон стирает одна женщина? - Нет, - ответил Иешуа, - все разные. - Так, так, так, понятно, - печально и глубоко сказал, качая головой, Пилат. - Он встал и стал рассматривать не лицо арестанта, а его ветхий, многостиранный таллиф, давно уже превратившийся из голубого в какой-то белесоватый. - Спасибо, дружок, за приглашение! - продолжал Пилат, - но только, к сожалению, поверь мне, я вынужден отказаться. Кесарь император будет недоволен, если я начну ходить по полям! Черт возьми! - неожиданно крикнул Пилат своим страшным эскадронным голосом. - А я бы тебе, игемон, посоветовал пореже употреблять слово "черт", заметил арестант. - Не буду, не буду, не буду, - расхохотавшись, ответил Пилат, - черт возьми, не буду. Он стиснул голову руками, потом развел ими. В глубине открылась дверь, и затянутый легионный адъютант предстал перед Пилатом. - Да-с? - спросил Пилат. - Супруга его превосходительства Клавдия Прокула велела передать его превосходительству супругу, что всю ночь она не спала, видела три раза во сне лицо кудрявого арестанта - это самое, - проговорил адъютант на ухо Пилату, - и умоляет супруга отпустить арестанта без вреда. - Передайте ее превосходительству супруге Клавдии Прокуле, - ответил вслух прокуратор, - что она дура. С арестованным поступят строго по закону. Если он виноват, то накажут, а если невиновен - отпустят на свободу. Между прочим, и вам, ротмистр, следует знать, что такова вообще практика римского суда. Наградив адъютанта таким образом, Пилат не забыл и секретаря. Повернувшись к нему, он оскалил до предела возможного желтоватые зубы. - Простите, что в вашем присутствии о даме так выразился. Секретарь стал бледен, и у него похолодели ноги. Адъютант же, улыбнувшись тоскливо, забренчал ножнами и пошел, как слепой. - Секретарю Синедриона, - заговорил Пилат, не веря, все еще не веря своей свежей голове, - передать следующее. - Писарь нырнул в свиток. Прокуратор лично допросил бродягу и нашел, что Иешуа Га-Ноцри психически болен. Больные речи его и послужили причиной судебной ошибки. Прокуратор Иудеи смертный приговор Синедриона не утверждает. Но вполне соглашаясь с тем, что Иешуа опасен в Ершалаиме, прокуратор дает распоряжение о насильственном помещении его, Га-Ноцри, в лечебницу в Кесарии Филипповой при резиденции прокуратора... Секретарь исчез. - Так-то-с, царь истины, - внушительно молвил Пилат, блестя глазами. - А я здоров, игемон, - сказал бродяга озабоченно. - Как бы опять какой путаницы не вышло?.. Пилат воздел руки к небу, некоторое время олицетворяя собою скорбную статую, и произнес потом, явно подражая самому Иешуа: - Я тебе тоже притчу могу рассказать: во Иордане один дурак утоп, а его за волосья таскали. Убедительно прошу тебя теперь помолчать, благо я тебя ни о чем и не спрашиваю, - но сам нарушил это молчание, спросив после паузы: - Так Марк дерется? - Дерется, - сказал бродяга. - Так, так, - печально и тихо молвил Пилат. Вернулся секретарь, и в зале все замерли. Секретарь долго шептал Пилату что-то. Пилат вдруг заговорил громко, глаза его загорелись. Он заходил, диктуя, и писарь заскрипел: - Он, наместник, благодарит господина первосвященника за его хлопоты, но убедительно просит не затруднять себя беспокойством насчет порядка в Ершалаиме. В случае, ежели бы он, порядок, почему-либо нарушился...