Да позвольте, сударь, - сказал он, желая угодить барину, - никак дымом пахнет... - И нюхнул.

- Э! стара штука! ты выдумай что-нибудь поновее. А! я выдумал. Постой-ка, я пойду, - сказал Иван Савич и отправился вверх.

Он тихонько отворил дверь.

- Кто там? - послышалось из комнаты.

Он молчал.

- Кто там? - раздалось громче.

- Это я-с, - сказал он тихо.

- Да кто я-с? разносчик, что ли? Ах! не нищий ли уж?

В зале послышалось движение, и барышня выбежала в переднюю.

- Ах, это опять вы? - сказала она.

- Я самый-с.

Она была уже не в утреннем капоте и не в папильотках, как в первый раз, а в черном шелковом платье, со взбитыми локонами. В одной руке держала не петуха, а маленькую собачку, в другой - книжку. Собачонка так и заливалась-лаяла на Ивана Савича.

- Что вам угодно? - сказала она. - Помилуйте! Молчи, Жужу! Как вы со мной поступаете? За кого вы принимаете меня? Молчи же: ты выговорить слова не дашь! Этого еще не бывало, чтобы чужой мужчина осмелился... в другой раз... а? На что это похоже? С этой собачонкой из терпенья выйдешь. Средства нет никакого!

Она пустила ее в комнату.

- Я только пришел спросить... - начал Иван Савич.

- Что спросить? Помилуйте! со мной никто так не поступал...

- Я только хотел узнать, не колете ли вы здесь дрова...

- Я колю дрова! а! каково это? Вы хотите обижать меня, бедную девушку: думаете, что меня некому защитить. Я крестному папеньке скажу. Он коллежский советник: он защитит меня! Я колю дрова!..

- То есть не колют ли у вас? - перебил Иван Савич, - у меня раздается так, что стены трясутся; того и гляди, штукатурка отвалится... задавит...

- Мне дрова рубит дворник в сарае, - отвечала она. - Я плачу ему два рубля в месяц - вот что. А это, верно, у соседей...

- Ах, так виноват! - сказал Иван Савич, раскланиваясь, и остановился. - Позвольте спросить, что это за книжечка? - спросил он нежно.

- Это "Поучительные размышления"... Мне папенька крестный на прошлой неделе в именины подарил.

- А какой святой праздновали на прошедшей неделе, позвольте спросить?

- Прасковьи, двадцать восьмого октября. Меня ведь зовут Прасковьей Михайловной.

- Вот вы нравоучительные книги изволите читать, Прасковья Михайловна, а я так всё философические...

- Уж хороши эти философические книги! я знаю! Мне крестный сказывал, что философы в Бога не веруют. Вот пусти вас к себе: вон вы что читаете!

И она отступила.

Иван Савич сделал шаг вперед. Она отступила еще. Он за нею - и очутился в комнате.

- Наконец я у вас... - сказал он торжественно, - ужели это правда?.. я как будто во сне...

- Ах! - сказала она, - вы уж и вошли! Каковы мужчины! Вы, вероятно, думаете, что я рада, что хотела этого? Не воображайте!

- Помилуйте... осмелюсь ли я? Я только умоляю: не лишите меня счастья...

- Как это можно! Ах, Господи! - начала она, садясь на диван. - Что скажут? про меня никто никогда не слыхал дурного слова, а тут этакой срам: чужой мужчина в другой раз...

- Скажут-с... что я приходил узнать насчет дров: ведь всякий дорожит своим спокойствием... согласитесь сами, Прасковья Михайловна... убедительно прибавил Иван Савич и сел.

- Оно, конечно... - начала она, - позвольте узнать, как вас по имени и отчеству? Ах! да уж вы и сели?

- Меня зовут Иван Савич, - сказал он.

- Оно, конечно... Иван Савич. Но посудите сами: ведь я девушка, мне двадцать второй год, я дочь честных родителей, живу одна, и обо мне никто дурного слова не слыхал. Что могут подумать?..

-