Было - суббота...

под воскресенье... Окорочок...

Хочу, чтоб дешево... Как вдарит кто-то!..

Землетрясенье... Ноге горячо...

Ходун - подошва!.. Не верилось детям,

чтоб так-то

да там-то. Землетрясенье?

Зимой?

У почтамта?!

Телефон бросается на всех

Протиснувшись чудом сквозь тоненький

шнур, раструба трубки разинув оправу, погромом звонков громя тишину, разверг телефон дребезжащую лаву. Это визжащее,

звенящее это пальнуло в стены,

старалось взорвать их. Звоночинки

тыщей

от стен

рикошетом под стулья закатывались

и под кровати. Об пол с потолка звоночище хлопал. И снова,

звенящий мячище точно, взлетал к потолку, ударившись об пол, и сыпало вниз дребезгою звоночной. Стекло за стеклом,

вьюшку за вьюшкой

тянуло

звенеть телефонному в тон. Тряся

ручоночкой

дом-погремушку, тонул в разливе звонков телефон.

Секундантша

От сна

чуть видно

точка глаз иголит щеки жаркие. Ленясь, кухарка поднялась, идет,

кряхтя и харкая. Моченым яблоком она. Морщинят мысли лоб ее. - Кого?

Владим Владимыч?!

А! Пошла, туфлею шлепая. Идет.

Отмеряет шаги секундантом. Шаги отдаляются...

Слышатся еле... Весь мир остальной отодвинут куда-то, лишь трубкой в меня неизвестное целит

Просветление мира

Застыли докладчики всех заседаний, не могут закончить начатый жест. Как были,

рот разинув,

сюда они смотрят на рождество из рождеств. Им видима жизнь

от дрязг и до дрязг. Дом их

единая будняя тина. Будто в себя,

в меня смотрясь, ждали

смертельной любви поединок. Окаменели сиренные рокоты. Колес и шагов суматоха не вертит. Лишь поле дуэли

да время-доктор с бескрайним бинтом исцеляющей смерти. Москва

за Москвой поля примолкли. Моря

за морями горы стройны. Вселенная

вся

как будто в бинокле, в огромном бинокле (с другой стороны). Горизонт распрямился

ровно-ровно. Тесьма.

Натянут бечевкой тугой. Край один

я в моей комнате, ты в своей комнате - край другой. А между

такая,

какая не снится, какая-то гордая белой обновой, через вселенную

легла Мясницкая миниатюрой кости слоновой. Ясность.

Прозрачнейшей ясностью пытка. В Мясницкой

деталью искуснейшей выточки кабель

тонюсенький

ну, просто нитка! И всe

вот на этой вот держится ниточке.

Дуэль

Раз!

Трубку наводят.

Надежду брось.

Два!

Как раз остановилась,

не дрогнув,

между моих

мольбой обволокнутых глаз. Хочется крикнуть медлительной бабе: - Чего задаетесь?

Стоите Дантесом. Скорей,

скорей просверлите сквозь кабель пулей

любого яда и веса.Страшнее пуль

оттуда

сюда вот, кухаркой оброненное между зевот, проглоченным кроликом в брюхе удава по кабелю,

вижу,

слово ползет. Страшнее слов

из древнейшей древности, где самку клыком добывали люди еще, ползло

из шнура

скребущейся ревности времен троглодитских тогдашнее чудище. А может быть...

Наверное, может! Никто в телефон не лез и не лезет, нет никакой троглодичьей рожи. Сам в телефоне.

Зеркалюсь в железе. Возьми и пиши ему ВЦИК циркуляры! Пойди - эту правильность с Эрфуртской

сверь! Сквозь первое горе

бессмысленный,

ярый, мозг поборов,

проскребается зверь.

Что может сделаться с человеком

Красивый вид.

Товарищи!

Взвесьте! В Париж гастролировать едущий летом, поэт,

почтенный сотрудник "Известий", царапает стул когтем из штиблета. Вчера человек

единым махом клыками свой