голос Порфирия Петровича. Обернувшись, он увидел, что тот догонял его, весь запыхавшись.
– Одно словцо-с, Родион Романович; там насчет всего этого прочего, как бог приведет, а все-таки по форме кой о чем придется спросить-с… так мы еще увидимся, так-с.
И Порфирий остановился перед ним с улыбкой.
– Так-с, – прибавил он еще раз.
Можно было предположить, что ему еще что-то хотелось сказать, но как-то не выговаривалось.
– А вы меня, Порфирий Петрович, извините насчет давешнего… я погорячился, – начал было совершенно уже ободрившийся, до неотразимого желания пофорсить, Раскольников.
– Ничего-с, ничего-с… – почти радостно подхватил Порфирий. – Я и сам-то-с… Ядовитый характер у меня, каюсь, каюсь! Да вот мы увидимся-с.
Если бог приведет, так и очень, и очень увидимся-с!..
– И окончательно познаем друг друга? – подхватил Раскольников.
– И окончательно познаем друг друга, – поддакнул Порфирий Петрович и, прищурившись, весьма серьезно посмотрел на него. – Теперь на именины-с?
– На похороны-с.
– Да, бишь, на похороны! Здоровье-то свое берегите, здоровье-то-с…
– А уж я и не знаю, чего вам пожелать с своей стороны! – подхватил Раскольников, уже начинавший спускаться с лестницы, но вдруг опять оборачиваясь к Порфирию, – пожелал бы бо льших успехов, да ведь видите, какая ваша должность комическая!
– Почему же комическая-с? – тотчас навострил уши Порфирий Петрович, тоже повернувшийся было уйти.
– Да как же, вот этого бедного Миколку вы ведь как, должно быть, терзали и мучили, психологически-то, на свой манер, покамест он не сознался; день и ночь, должно быть, доказывали ему: «Ты убийца, ты убийца…» – ну а теперь, как он уж сознался, вы его опять по косточкам разминать начнете: «Врешь, дескать, не ты убийца! Не мог ты им быть! Не свои ты слова говоришь!» Ну, так как же после этого должность не комическая?
– Хе-хе-хе! А таки заметили, что я сказал сейчас Николаю, что он «не свои слова говорит»?
– Как не заметить?
– Хе-хе! Остроумны, остроумны-с. Все-то замечаете! Настоящий игривый ум-с! И самую-то комическую струну и зацепите… хе-хе! Это ведь у Гоголя, из писателей, говорят, эта черта была в высшей-то степени?
– Да, у Гоголя.
– Да-с, у Гоголя-с… до приятнейшего свидания-с.
– До приятнейшего свидания…
Раскольников прошел прямо домой. Он до того был сбит и спутан, что, уже придя домой и бросившись на диван, с четверть часа сидел, только отдыхая и стараясь хоть сколько-нибудь собраться с мыслями. Про Николая он и рассуждать не брался: он чувствовал, что