ней в шинели»), другой видит его же в своей (Фонтанной) комнате мертвым и приходит в ужас.
(И так все).
19-летний поэт X. сказал мне в Москве: «Он (мальчик, драгун) был лучше их всех, за это они его убили». При всей его наивности этот отзыв запомнился, потому что так по существу мало кто [говорил] высказывался.
* * *
19…Так возясь то с балетом, то с кино [сценарием], я все не могла понять, что собственно я делаю. Следующая цитата разъяснила дело: «This book may be read as a poem or verse play»[60 - Эта книга может быть читаема как поэма или пьеса в стихах (англ.).] – пишет Peter Viereck (1961. «The tree witch»)[61 - Питер Вирек. Дриада (англ.).] и затем технически объясняет, каким образом поэма превращается в пьесу. То же и одновременно я делала с «Триптихом». Его «The tree witch» – современник моей поэмы, и, возможно, такая близость.
25 ноября 1961
ПРОДОЛЖЕНИЕ
20 Все это я, разумеется, говорю неизвестно для кого и неизвестно зачем; читатели же должны верить, что она, как опытная космонавтка, так вот и спустилась с неба, никогда другой не была, и никогда другой не будет и не может быть.
Больница. Ноябрь, 1961.
К СТАТЬЕ «ПРОЗА О ПОЭМЕ»
21 Я [писала] начала ее в послеежовском опустелом Ленинграде (в мой самый урожайный 1940 год), продолжила в «Константинополе для бедных» – Ташкенте (который был для нее волшебной колыбелью), потом, в последний год войны, опять в Фонтанном Доме, среди развалин моего [родного] города, в сталинской Москве и между сосенок Комарова. Рядом с ней, такой пестрой (несмотря на отсутствие красочных эпитетов [и бурной] и тонущей в музыке, шел траурный Requiem, единственным аккомпанементом которого может быть только Тишина и редкие отдаленные удары похоронного звона.
В Ташкенте у нее появилась еще одна попутчица – пьеса «Энума элиш», одновременно шутовская и пророческая, от которой и пепла нет.
Лирика [она] ей не мешала, и она не вмешивалась в нее.
Гавань. Ноябрь. 1961. Больница
ПЛАН «ПРОЗЫ О ПОЭМЕ»
22 (Может быть, это будет новое «Вместо предисловия»)
1. Где и когда я ее писала. 2. Как она меня преследовала. 3. О самой Поэме. Провал попыток заземления.(Запись из пестрой тетради.) Ее уходы в балет. Бумеранг. – Карусель. – Поэма Канунов. (Примеры). 4. Ее связь с Петербургской гофманианой. 5. Подтекст. «Другая» – траурная – обломки ее в «Триптихе».
Писать широко и свободно. Симфония.
Отзывы Б. Пастернака[62 - И не потому, что я верю, что он, Борис, так думал. Он ничего не думал о чужих стихах. Он просто забывал их ровно через 5 минут, но уж очень у него по его гениальности прелестно сказалось. (Я, грешница, тоже забыла, но мне напомнила в этом году Л. Чуковская).] и В.М. Жирмунского (Старостина, Штока, Добина, Чуковского и т. д.).
Слушала стрекозиный вальс из балетной сюиты Шостаковича. Это чудо. Кажется, его танцует само изящество. Можно ли сделать такое со словом, что он делает с звуком?
ЕЩЕ О ПОЭМЕ
23 Опять два стиха из «Другой»! Они глубже, точнее больше приоткрывают, чем их соседи. Я начинаю думать, что «Другая» совсем сквозная. Таксе же стих, который имеет несколько смыслов:
Прибежавший сюда без маски.
Он и торопился – он один из всех показывает свое настоящее лицо – в этом его характеристика и т. д.
А матрос (пьяный) всегда был Цусимой – до самой войны 15 г., когда я видела матросов в пешем строю, у меня невольно сжималось сердце от воспоминаний о Цусиме, – этом тоже первом ужасе
(И так все).
19-летний поэт X. сказал мне в Москве: «Он (мальчик, драгун) был лучше их всех, за это они его убили». При всей его наивности этот отзыв запомнился, потому что так по существу мало кто [говорил] высказывался.
* * *
19…Так возясь то с балетом, то с кино [сценарием], я все не могла понять, что собственно я делаю. Следующая цитата разъяснила дело: «This book may be read as a poem or verse play»[60 - Эта книга может быть читаема как поэма или пьеса в стихах (англ.).] – пишет Peter Viereck (1961. «The tree witch»)[61 - Питер Вирек. Дриада (англ.).] и затем технически объясняет, каким образом поэма превращается в пьесу. То же и одновременно я делала с «Триптихом». Его «The tree witch» – современник моей поэмы, и, возможно, такая близость.
25 ноября 1961
ПРОДОЛЖЕНИЕ
20 Все это я, разумеется, говорю неизвестно для кого и неизвестно зачем; читатели же должны верить, что она, как опытная космонавтка, так вот и спустилась с неба, никогда другой не была, и никогда другой не будет и не может быть.
Больница. Ноябрь, 1961.
К СТАТЬЕ «ПРОЗА О ПОЭМЕ»
21 Я [писала] начала ее в послеежовском опустелом Ленинграде (в мой самый урожайный 1940 год), продолжила в «Константинополе для бедных» – Ташкенте (который был для нее волшебной колыбелью), потом, в последний год войны, опять в Фонтанном Доме, среди развалин моего [родного] города, в сталинской Москве и между сосенок Комарова. Рядом с ней, такой пестрой (несмотря на отсутствие красочных эпитетов [и бурной] и тонущей в музыке, шел траурный Requiem, единственным аккомпанементом которого может быть только Тишина и редкие отдаленные удары похоронного звона.
В Ташкенте у нее появилась еще одна попутчица – пьеса «Энума элиш», одновременно шутовская и пророческая, от которой и пепла нет.
Лирика [она] ей не мешала, и она не вмешивалась в нее.
Гавань. Ноябрь. 1961. Больница
ПЛАН «ПРОЗЫ О ПОЭМЕ»
22 (Может быть, это будет новое «Вместо предисловия»)
1. Где и когда я ее писала. 2. Как она меня преследовала. 3. О самой Поэме. Провал попыток заземления.(Запись из пестрой тетради.) Ее уходы в балет. Бумеранг. – Карусель. – Поэма Канунов. (Примеры). 4. Ее связь с Петербургской гофманианой. 5. Подтекст. «Другая» – траурная – обломки ее в «Триптихе».
Писать широко и свободно. Симфония.
Отзывы Б. Пастернака[62 - И не потому, что я верю, что он, Борис, так думал. Он ничего не думал о чужих стихах. Он просто забывал их ровно через 5 минут, но уж очень у него по его гениальности прелестно сказалось. (Я, грешница, тоже забыла, но мне напомнила в этом году Л. Чуковская).] и В.М. Жирмунского (Старостина, Штока, Добина, Чуковского и т. д.).
Слушала стрекозиный вальс из балетной сюиты Шостаковича. Это чудо. Кажется, его танцует само изящество. Можно ли сделать такое со словом, что он делает с звуком?
ЕЩЕ О ПОЭМЕ
23 Опять два стиха из «Другой»! Они глубже, точнее больше приоткрывают, чем их соседи. Я начинаю думать, что «Другая» совсем сквозная. Таксе же стих, который имеет несколько смыслов:
Прибежавший сюда без маски.
Он и торопился – он один из всех показывает свое настоящее лицо – в этом его характеристика и т. д.
А матрос (пьяный) всегда был Цусимой – до самой войны 15 г., когда я видела матросов в пешем строю, у меня невольно сжималось сердце от воспоминаний о Цусиме, – этом тоже первом ужасе
страница 52
Ахматова А.А, Стихотворения и поэмы