и белый слон"' товарищ Керженцев утверждает"...
-------------------
Перекочевываем на новое пепелище, - из дома Ростовых на Иерусалимское подворье. Целых десять дней перебираемся. Докрадываем остатки ростовско-соллогубовского добра. Я взяла себе на память тарелку с гербом. В кирпично-красном поле - ' Никогда не существовавшей' (примеч. М. Цветаевой), борзая. Лирическая кража, даже рыцарская: тарелка не глубокая и не мелкая, по нынешнему времени - явно для полужидкой воблы) а дома у меня на ней будет стоять чернильница.
Бедные соллогубовские эльзевиры! В раскрытых ящиках! Под дождем! Пергаментные переплеты, французские витиеватые литеры... Свозят возами. Библиотечной комиссией заведует Брюсов Везут: диваны, комоды, люстры. Рыцари мои остаются. Вписанные в стену портреты, кажется, тоже. На месте - дележ. Ревностный спор "столов".
- Это нашему заведующему! "
-Нет, нашему!
- У нас стол карельской березы, к нему и кресло.
- Вот именно потому, что у вас стол, у нас будет кресло!
- Но нельзя же разбивать гарнитур!
Я, сентенциозно:
- Можно разбивать только головы!
"Столы" бескорыстны, - мы все равно ничего не получим. Все в кабинеты заведующих, влетает мой белый негр:
- Товарищ Эфрон! Если бы вы знали, как у Ц-лсра хорошо! Секретер красного дерева, ковер, бронзовые 6ра! Точно в старое время! Хотите, посмотрим?
Бежим через этажи. Комнаты No Отдел такой-то... Кабинет заведующего. Входим, Негр торжествующе:
- Ну?
- Ему бы подушку под ноги и болонку...
- Будет с него и кота!
В глазах веселящийся бес.
- Товарищ Эфрон! Поймаем ему кота! Тут в 18-ой квартире есть. А? Я, лицемерно:
- Но он здесь все загадит.
- Вот этого-то я и хочу! Громилы проклятые!
Через три минуты кот выкраден и заперт. "Служба" кончена. Летим, родства не помня, со всех шести этажей.
- Товарищ Эфрон! Малиновая оттоманка-то, а?
- А графинины ковры-то, а? Вдогон диаболнческое мяуканье мстителя.
- ---------------
Три насущных М.
- Ну, как довезли картошку?
- Да ничего, муж встретил.
- Вы знаете, надо в муку прибавлять картошку: 2/3 картошки, 1/3 муки.
- Правда? Нужно будет сказать матери.
У меня: ни матери, ни мужа, ни муки.
---------------
Мороженая картошка.
- Товарищ Эфрон! Картошку привезли! Мороженая!
Узнаю, конечно, позже всех, но дурные вести - всегда слишком рано.
"Наши" уехали в экспедицию, сулили сахарные россыпи и жировые залежи, проездили два месяца и привезли... мороженую картошку! По три пуда на брата. Первая мысль: как довезти? вторая: как съесть? Три пуда гнили.
Картошка в подвале, в глубоком непроглядном склепе. Картошка сдохла, и ее похоронили, а мы, шакалы, разроем и будем есть. Говорят, привезли здоровую, но потом вдруг кто-то "запретил", а пока запрет сняли, картошка, сперва замерзнув, затем оттаяв, сгнила. На вокзале пролежала три недели.
Бегу домой за мешками и санками. Санки - Алины, детские, бубенцовые, с синими вожжами, - мой подарок ей из Владимирского Ростова. Просторное плетение корзиночкой, спинка обита кустарным ковром. Только двух собак запрячь - и айда! - в северное сияние...
Но собакой служила я, северное сияние же оставалось позади: ее глаза! Ей тогда было два года, она была царственна. ("Марина, подари мне Кремль!" пальцем указывая на башни.) Ах, Аля! Ах, санки по полуденным переулкам! Моя тигровая шуба (леопард? барс?), которую Мандельштам, влюбившись в Москву, упорно величал боярской. Барс! Бубенцы!
У
-------------------
Перекочевываем на новое пепелище, - из дома Ростовых на Иерусалимское подворье. Целых десять дней перебираемся. Докрадываем остатки ростовско-соллогубовского добра. Я взяла себе на память тарелку с гербом. В кирпично-красном поле - ' Никогда не существовавшей' (примеч. М. Цветаевой), борзая. Лирическая кража, даже рыцарская: тарелка не глубокая и не мелкая, по нынешнему времени - явно для полужидкой воблы) а дома у меня на ней будет стоять чернильница.
Бедные соллогубовские эльзевиры! В раскрытых ящиках! Под дождем! Пергаментные переплеты, французские витиеватые литеры... Свозят возами. Библиотечной комиссией заведует Брюсов Везут: диваны, комоды, люстры. Рыцари мои остаются. Вписанные в стену портреты, кажется, тоже. На месте - дележ. Ревностный спор "столов".
- Это нашему заведующему! "
-Нет, нашему!
- У нас стол карельской березы, к нему и кресло.
- Вот именно потому, что у вас стол, у нас будет кресло!
- Но нельзя же разбивать гарнитур!
Я, сентенциозно:
- Можно разбивать только головы!
"Столы" бескорыстны, - мы все равно ничего не получим. Все в кабинеты заведующих, влетает мой белый негр:
- Товарищ Эфрон! Если бы вы знали, как у Ц-лсра хорошо! Секретер красного дерева, ковер, бронзовые 6ра! Точно в старое время! Хотите, посмотрим?
Бежим через этажи. Комнаты No Отдел такой-то... Кабинет заведующего. Входим, Негр торжествующе:
- Ну?
- Ему бы подушку под ноги и болонку...
- Будет с него и кота!
В глазах веселящийся бес.
- Товарищ Эфрон! Поймаем ему кота! Тут в 18-ой квартире есть. А? Я, лицемерно:
- Но он здесь все загадит.
- Вот этого-то я и хочу! Громилы проклятые!
Через три минуты кот выкраден и заперт. "Служба" кончена. Летим, родства не помня, со всех шести этажей.
- Товарищ Эфрон! Малиновая оттоманка-то, а?
- А графинины ковры-то, а? Вдогон диаболнческое мяуканье мстителя.
- ---------------
Три насущных М.
- Ну, как довезли картошку?
- Да ничего, муж встретил.
- Вы знаете, надо в муку прибавлять картошку: 2/3 картошки, 1/3 муки.
- Правда? Нужно будет сказать матери.
У меня: ни матери, ни мужа, ни муки.
---------------
Мороженая картошка.
- Товарищ Эфрон! Картошку привезли! Мороженая!
Узнаю, конечно, позже всех, но дурные вести - всегда слишком рано.
"Наши" уехали в экспедицию, сулили сахарные россыпи и жировые залежи, проездили два месяца и привезли... мороженую картошку! По три пуда на брата. Первая мысль: как довезти? вторая: как съесть? Три пуда гнили.
Картошка в подвале, в глубоком непроглядном склепе. Картошка сдохла, и ее похоронили, а мы, шакалы, разроем и будем есть. Говорят, привезли здоровую, но потом вдруг кто-то "запретил", а пока запрет сняли, картошка, сперва замерзнув, затем оттаяв, сгнила. На вокзале пролежала три недели.
Бегу домой за мешками и санками. Санки - Алины, детские, бубенцовые, с синими вожжами, - мой подарок ей из Владимирского Ростова. Просторное плетение корзиночкой, спинка обита кустарным ковром. Только двух собак запрячь - и айда! - в северное сияние...
Но собакой служила я, северное сияние же оставалось позади: ее глаза! Ей тогда было два года, она была царственна. ("Марина, подари мне Кремль!" пальцем указывая на башни.) Ах, Аля! Ах, санки по полуденным переулкам! Моя тигровая шуба (леопард? барс?), которую Мандельштам, влюбившись в Москву, упорно величал боярской. Барс! Бубенцы!
У
страница 10
Цветаева М.И. Мои Службы