выбирать между мужем и Наташей. Нигилист продолжал писать письма. Однажды Авдотья Максимовна нашла у себя на пяльцах евангелие и в нем листочек: "Мама, возвращаю вам эту книгу, я в нее не верю и ничего больше в ней не понимаю. Моя обязанность делать то, что делает мой муж. Любите Наташу, не будьте с ней чрезмерно строгой, это вредно отзовется потом. Лучшее воспитание для детей - это Дарвин в изложении Капелянского". Авдотья Максимовна проколола письмо иголкой, но все же вложила обратно в евангелие и заперла в рабочем столе. Домоправителю было сказано, что Варвара Петровна уехала за границу. Ее имя не упоминалось больше в лесновском дому.

Авдотья Максимовна старилась; в городе начинали смотреть на нее, как на древность, которую по привычке и для порядочного тона нужно бояться. Приезжих направляли к ней с визитом, потом заставляли рассказывать, как она наводила на них страх, отчитывала за вольнодумство и отпускала, говоря: "Ну, ступайте, батюшка, можете себя не утруждать, явитесь еще на первый день на святой, да мимо будете проходить - не кричите громко".

Сама же она выезжала теперь только на торжественные приемы в собрание и в губернаторский дворец.

Но вот, в девяносто шестом году появилась она на дворянском балу с хорошенькой девушкой - внучкой Наташей. Корнет, племянник губернатора, тотчас пригласил Наташу на вальс. За корнетом следовали - Балясный, чиновник особых поручений, офицеры, молодые дворяне и юнкера. Авдотья Максимовна милостиво каждого расспрашивала о родителях. Затем, вернувшись домой, прошла с Наташей в образную, села на то место, на то кресло, где двенадцать лет тому назад разговаривала с погибшей дочерью, поставила внучку между колен и спросила - кто же ей из молодых людей полюбился больше всего.

- Ах, бабушка, мне очень понравился Балясный, - ответила Наташа.

Сильно подивилась Авдотья Максимовна ответу и долго еще после ухода внучки качала головой. В ее время на подобный вопрос девицы ревели. Варвара Петровна ответила в свое время: "Воля ваша, маменька". А третье поколение вырастало бог знает какое - не было в нем ни степенности, ни истинной веры, даже не упрямое оно было, не своевольное, без гордости, без сильных страстей. Не за что было Наташу ругать, ни хвалить очень; была она податлива, как воск, мечтательна в меру и ленива. И не то что бабушка баловала ее, а просто в голову не приходило в чем-либо отказать, так мило умела выпросить внучка все, что хотела. Только в одном осталась Авдотья Максимовна строга - на вопрос Наташи о матери отвечала: "Тебе рано знать об этом несчастье, твоя мать дурная женщина". Когда же Наташа спросила однажды про отца, бабушка подняла сухие кулачки и надрывающимся голосом воскликнула: "Каторжник, разбойник, антихристово отродье! Плюнь, плюнь сейчас же! Как ты имя такое сказала, выплюни, иначе знать тебя не хочу".

Но от этого только любопытнее становилось Наташе, и в день свадьбы своей с Балясным она вошла в образную, поцеловала руку у бабушки и сказала: "Покажите мамин портрет или чего осталось". Дико .взглянула Авдотья Максимовна на внучку и достала евангелие с дочерним письмом. Наташа сказала "мерси" и вылетела из образной.

Венчали молодых в соборе. День был весенний, множество колясок, ландо и карет подъезжало к собору...

"Народу сколько нонче развелось", - думала Авдотья Максимовна, сидя у окна в парадной зале.

Грустно ей было. Припомнилось старое, иная свадьба," и в отдалении прошлого - своя. Думала, что этим днем окончится ее век. Два поколения