круглыми от изумления, потому что дверь отворилась и вошла, осторожно ступая, молодая баба с пунцовым широким лицом.

Таково бывает устройство иных лиц, когда над губой закинулся, словно удерживая смех, превеселый нос, черная бровь бежит прямо к переносице, а другая улетела вверх и подпрыгивает от неудержимого веселья... Баба остановилась в дверях, рукой вытерла рот и нос вместе...

- Кто ты? - спросил дворянин, хмурясь.

- До вашей милости, - сразу повалилась баба в ноги, - как зимой мужа моего, Сидора Короткого, лесиной зашибло, осталась я сиротой до вашей милости.

- Ну? - сказал дворянин, успокаиваясь.

- Филимон утрась приходил, ты, говорит, Авдотья...

- Иди, иди, - замахал дворянин рукою, - я разберу...

Брови у бабы зашевелились, румяное лицо - вот-вот сейчас лопнет, как спелое яблоко... Баба шмыгнула и вышла. Дворянин тронул колокольчик. Вошел Филимон.

- Ты что же, мой друг, кого ко мне пускаешь?..

- Сами изволили приказать вчерась, - сказал Филимон уныло, - для вас и привели...

Дворянин подскочил в кресле так, что почти выпал...

- Ах ты грубиян, пошел вон!

"В самом деле, не говорил ли я чего-нибудь этому глупому?" - подумал дворянин. Прошло некоторое молчаливое цремя, он опять позвонил:

- Филимон, позови бабу, а сам пойди в лакейскую...

Баба опять вошла и стала у дверей, столь же картинная в красном очипке и зеленом сарафане, в белоснежных онучах, в новых лаптях...

Дворянин закрыл глаза: было молчание, большая муха тыкалась носом в стекло, озлившись на скуку этого дома...

- Да! - воскликнул дворянин внезапно.

- Ах, батюшки, - испугалась баба.

- Да, - повторил дворянин, - подумай о том, что ожидает тебя по ту сторону жизни...

Баба вздохнула.

- Верю ли я в загробную жизнь? - воодушевясь, заговорил дворянин. Ах, никто не знает, что с нами станет после печальной жизни.

Покинув низкое кресло, он заходил по паркету и говорил горячо и много, как никогда, а баба слушала...

- Давай умрем, умрем вместе, случайная моя подруга, - воскликнул он, наконец, и положил на ее плечи холеные руки.

Баба всплеснулась и заголосила:

- Жалостный ты мой, соколик, ягодка малиновая, сиротка бесталанная.

Брови ее подпрыгивали, лицо расстроилось, один нос не участвовал в общей скорби, вздернувшись как будто еще веселее.

- Умрем, умрем! - лепетал дворянин, и неудержимо потянуло его на участливую грудь.

Когда затем, с зажженным канделябром, вошел Филимон, у окна на кресле сидела баба, а у нее на коленях томный и слабый дворянин. Помигав на вошедшего слугу, он прошептал:

- Филимон, зачем свет, у нас есть луна. Филимон, пятясь, прихлопнул за собою дверь и, поставив канделябр на сундук, принялся беззвучно смеяться.

АРХИП

1

Над белой скатертью, растопырив лохматые ноги, висит паук, у абажура легко кружится зеленокрылая мошкара, карамора обжег длинную лапу и волочит ее по столу... Шелестит плющ у балкона, и возится сонная птица в кустах.

Александра Аполлоновна Чембулатова разламывает бисквит, качая черной наколкой, которая на седых ее волосах похожа на летучую мышь.

- Сад охраняет Володя, - говорит Александра Аполлоновна и ласково взглядывает на собеседника своего, молодого помещика и соседа, Собакина, я подарила ему пистолет.

Собакин улыбается, раздвигая розовые и полные щеки.

- Я вас уверяю, что нет никакого Оськи-конокрада. Увели у попа тройку, и по уезду полетели слухи - пришел, мол, Оська, а Оська просто собирательное имя, - народная