проснувшихся крестьян. Предрассветный ветер пахнул навозцем, сенной трухой и дегтем. Алексей Алексеевич, ходя меж возов, после долгих расспросов отыскал, наконец, свои сто сорок восемь т"лег, стоявших на дальнем конце площади, у реки.

- Что, ребята, благополучно? - спросил генерал, подходя к своим.

Трое или четверо возчиков сняли шапки, один, ответил:

- Все слава богу, Алексей Алексеевич.

- Хорошо продадим - на водку получите.

- Благодарим покорно, - ответил тот же голос.

Генерал взлез на телегу и закурил папироску. Вчерашний задор соскочил с него, и продажа хлеба вовсе не казалась простой и веселой, к тому же от душной комнаты тошнило, болела голова и хотелось пить... Но генерал пересилил себя и в трактир не пошел, а дождался, когда откроют пекарню, и послал одного из возчиков купить горячего хлеба и молока.

"Расскажу Сонюрке, - думал он, - как я на возу молоко пил. Фантастично! Что же эти дураки купцы не идут, пора бы, совсем светло... А вдруг они ко всем подойдут, а ко мне не подойдут? Гм!"

Светало быстро. .Лошади ржали, хотели валяться. Задвигался, разговорился народ.

Генерал, держа в одной руке калач, оглядывался, поджидал, стараясь придать себе равнодушный вид. Вдруг между возов появилась синяя чуйка вчерашний парень... Алексей Алексеевич сразу ободрился и помахал чуйке калачом. Но парень, как будто не замечая генерала, заглядывал в чужие воза и сошелся со вчерашним землевладельцем из мужичков, принявшись о чем-то кричать и хлопотливо рыться в его возу.

Алексей Алексеевич огорчился таким невниманием, но решил ждать терпеливо. Солнце поднялось над крышами, и многие воза снялись с площади и уехали. Торг, очевидно, шел вовсю. Слышались пьяные голоса...

"Что за дьявольщина, почему ко м"е не подходят?" - думал генерал и начал уже сердиться, вертясь на возу. Вдруг позади окликнул его деловитый голос:

- Послушайте, что продаете?..

Это говорил вчерашний парень и, морщась, пересыпал рожь из ладони в ладонь. Алексей Алексеевич опешил:

- Как что? Рожь!

- Разве это рожь, - сказал парень, бросая зерно в телегу, - ржишка, прошлогоднее гнилье...

- Гнилье, - закричал генерал, - сегодняшний урожай! Да вы смеетесь! Гнилье!

- Нам смеяться не время. Сорок семь копеечек от силы могу дать...

И, поправив картуз, он отошел, а генерал, дернув плечами, гневно отвернулся, прошипев:

- Нахал, мальчишка!..

Цена ржи на нынешнем базаре стояла шестьдесят три копейки за пуд (так сообщили генералу возчики, бегавшие слушать, как торгуются), отдать же по сорока семи значило потерять рублей пятьсот, вернее - подарить их этому нахалу прасолу. Воза продолжали разъезжаться, и Алексей Алексеевич все более- гневался и недоумевал. Тогда подошел к нему вчерашний толстый прасол, подал жирные пальцы лопаткой и, не хваля, не хая, предложил сорок пять копеечек за пуд...

- Шестьдесят, - сказал генерал не глядя и добавил дрогнувшим голосом: - Эх ты, бессовестный!

Прасол развел руками и лениво отошел.

Долго не мог побороть гнева Алексей Алексеевич и, насупясь в седые усы, не глядел на окружающих. Когда же поднял глаза, мимо, не замечая его, проходил третий вчерашней знакомец - старик.

- Послушай, покупаешь... рожь? - спросил генерал. - За пятьдесят девять отдам...

- Это не цена, - не останавливаясь, проговорил старик, - цена сорок три копейки за твою рожь, барин...

- Дурак! - крикнул генерал. - Болван!

Воза развезли все, и на площади, усеянной объедками сена, остались одни