что-то будет?"

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

- Вот мое скромное убежище, - сказала Степанида Ивановна, введя Смолькова в спальню. - Здесь я вспоминаю друзей, гляжу на их портреты, думаю о прошлом...

Она полулегла на канапе, прикрыв платьем нога. Николай Николаевич оглянул комнату.

На стенах висело множество портретов и миниатюр, среди которых он многих узнал. На шифоньерках и бюро стояли всевозможные шкатулочки и безделушки, трогательные воспоминания. Столы, кресла и диваны были Старые, с потемневшей бронзой, хранящие за обивкой засунутое когда-то письмо или платок.

- Все это напоминает кабинет моей покойной матушки, - сказал Николай Николаевич, моргнув ресницами, и склонился к руке генеральши.

- Рассказывайте, рассказывайте, - томно прошептала она, - что вам передала Лиза? Как вы надумали сюда приехать?..

- Я не посмел ослушаться ваших приказаний.

- Значит, вы читали письмо?

- Да.

Генеральша помолчала.

- Это мой друг и собеседник, - вдруг сказала она, показывая на попугая. - Попочка, скажи "здравствуйте". Он спит, бедный... Я очень рада, Николай Николаевич, что здесь вам нравится, я боялась - вы будете скучать. Как вы нашли Sophie?..

- Она очаровательна...

- Правда? Милое дитя и совсем наивна. Ее отец, Илья Леонтьевич, прекрасный воспитатель, и хотя не богат, но дает за дочерью имение по банковской описи в тридцать тысяч.

При этих словах Степанида Ивановна искоса поглядела на Смолькова; он же, заметив ее взгляд, сделал слегка оскорбленное лицо. Генеральша продолжала:

- Я люблю ясность, мой друг. Любовь в шалаше - это для греков, но мы привыкли пользоваться комфортом... Что?

Смольков сделал жест, говорящий: "Увы, мы не греки!" Генеральша приподнялась немного и, положив кончики пальцев на руку Николая Николаевича, взглянула проницательно.

- Мы старые друзья, не правда ли? Будьте со мной откровенны...

- Степанида Ивановна, - воскликнул Смольков глухим голосом, - я приехал просить руки Софьи Ильиничны, но я не уверен...

Генеральша облегченно вздохнула.

- Я так за нее боюсь, она молода, но я люблю вас, милый друг, и верю. Ах, ах! - Она подняла к глазам платочек. - Любите ее, она ангел! Вы не поверите, как женщина чувствительна к ласке, семья - вот ее жизнь, а Соня...

Генеральша уже нюхала соль. Николай Николаевич, тоже растроганный, объяснял, как страстно жаждет он домашнего очага...

В это время Люба принесла кофе и, нагнувшись, прошептала что-то Степаниде Ивановне. Генеральша улыбнулась:

- Я хочу показать вам замечательную женщину... Люба, велите ей войти... О том, что мы говорили, пока ни слова, постарайтесь увлечь девушку, а ваше сердце, я уверена, тотчас же будет в плену. Теперь об этой женщине... Ее послал ко мне бог, внезапно, когда я сомневалась во всем... Она появилась ночью, вошла ко мне, поклонилась в ноги и сказала: "Мать, купи Свиные Овражки..." (Я вас посвящу в мое дело...) И представьте, на следующий день приезжает игуменья и предлагает Овражки за десять тысяч. Я немедленно совершила купчую... - В это время дверь поскребли ногтем. - Вот и она. Здравствуй, Павлина. Как ты спала?

Николай Николаевич был крайне изумлен, глядя на просунувшееся в дверь рябое, ухмыляющееся, похожее на спелую тыкву, курносое лицо; затем появилась и вся баба, в теплом платке и в ряске, перепоясанной фартуком. Губы у бабы были такие толстые, словно только что она поела киселя с молоком. Павлина прокралась вдоль стены к Степаниде Ивановне, поцеловала ее ножку и села на ковер.