единственный нижний зуб, а Коля в испуге взял дьяка за обе руки:

- Матвей Паисыч, милый мой, не вините меня, это он все подстраивает, а я за Анну Матвеевну жизнь готов положить. Вы знаете, зачем он карточку украл? Он давно мне хвалился, что может у какой угодно карточки голову отрезать и к голой девке, - снята у него такая, - приставить и всем показать.

- Что ты? - испугался дьяк, и оба они, замолчав, глядели друг на друга. Наконец Матвей Паисыч жалобно воскликнул: - Что же это, в самом деле, за беда такая с людьми... Ведь жить нельзя...

- Нельзя, - подтвердил Коля.

- К отцу родному приедет, а тут мальчишки голыми карточками осрамят. Этак и затравят, а?

- Не затравят, - решительно сказал Коля и вдруг, потянувшись, поцеловал дьяка в губы.

- Прощайте, Матвей Паисыч. Я все устрою, а если что выйдет - моя вина.:. Анне Матвеевне скажите, что есть один человек на свете, который... ну, да что там...

И он быстро зашагал на длинных ногах, освещенный луною, словно догонял свою же тень...

- Юнкер, юнкер, вернись, - звал перепуганный дьяк.

Коля торопился, потому что было уже половина десятого. Вступив на мост, он остановился перевести дух. Направо речка разливалась в большой пруд, заслоненный за темными ветлами. Налево два раза из-за изб выбегала ясная, чуть дымная, та же река.

- Аннушка, Аннушка, - проговорил Коля, - помнишь ли?..

И, вздохнув от защемившего сердца, он побежал быстрее в конец села, к мазанке без крыши и ворот, где жил Митрофан.

6

Митрофан стоял посреди избы, держась за низкую перекладину полатей, и говорил троим своим рыжим, бородатым сыновьям, сидевшим у стола на одной лавке:

- Я вас родил, я вас женил, я вас вином пою, чтите?

- Чтим, - сказали сыновья и отпили из чайной чашки.

- А теперь я скажу, что есть крестьянин? значит, ваш отец? корень видели, корень я и есть. Чтите?..

В это время в избу зашел Коля, всем поклонился, сел на лавку и сказал:

- Я к вам, мужички, с поклоном...

- Это ты правильно, - сказал Митрофан...

- Ведром кланяюсь, - продолжал Коля взволнованно, - уважьте, мужички...

- Можно, - отвечали все сразу, - мы всегда, сам знаешь...

- Сашку, попадьи сына, знаете? - Как не знать...

- Поучить нужно-Рыжие парни быстро переглянулись, а Митрофан сказал уклончиво:

- Мы хлебопашеством занимаемся...

- Я знаю, - вскочив, заговорил Коля и прошелся по избе. - Ведь не до смерти... а только, если его не поучить, житья нам не будет...

- К девкам очень пристает, - сказали рыжие парни, - мы и сами по себе насчет этого думали.

- Отчего не поучить, - прохрипел Митрофан, - от этого человек завсегда в разум входит.

Так они и порешили. Коля пообещал накинуть еще полведра и, уговорившись о времени, ушел.

Не доходя моста, он повернул к пруду. Темный и тихий лежал пруд в окаймлявших его густых ветлах, с того края до этого прорезала его ясная полоса лунной зыби, двигаясь к белой купальне в кустах.

Коля зашел на березовый полуостровок и сел в корнях у воды... Все еще думая о том, как будут бить Сашку, он понемногу отходил, и сердце его наполнилось воспоминаниями этих мест.

Когда полоса света дошла до купальни, он вспомнил Аннушку, еще девочкой, стоящую по колено в воде, брызгая на него, друга своего, ладошками. Над прудом тогда горело солнце, и в каплях воды, когда они взлетали, изгибалась радуга.

Коля тогда, смеясь, длинной камышиной, с метелкой на конце, щекотал Аннушке щеки и плечи, а она, прижав острые локти, закинув