Клеопатра. - А едят беспрестанно, не успеваем подавать.

Действительно, на нечистой скатерти стояли тарелки с едой. Усы Мишуки, щетинистые, тройной подбородок были замазаны жиром. Озираясь, Ольга Леонтьевна увидела там же на столе большую банку с водой и в ней раскоряченную белопузую ящерицу.

- Крокодил, - проговорил Мишука. - Сережка из Африки прислал в благодарность живого. Сегодня подох, значит и я...

В ужасе Ольга Леонтьевна всплеснула руками:

- Доктора-то звали?

- Доктор сегодня был, - ответила Клеопатра, стоявшая, поджав губы, у буфета, - доктор сказал, что они сегодня помрут, в крайнем случае - завтра.

- Зав... зав... зав... - пробормотал Мишука, с усилием поднимая вылезшие брови.

Ольга Леонтьевна спросила:

- Что он говорит? Завтра? Ох, трудно ему помирать...

- Завещание спрашивают...

Клеопатра достала из буфетного ящика сложенный 'лист бумаги, подошла к лампе:

- Для этого вас и вызвали, для свидетельства. И она стала читать:

"Пахотную землю всю, - луга, леса, пустоши, усадьбу и прочее, жертвую, помимо ближайших родственников, троюродной племяннице моей Вере Ходанской, по мужу Репьевой, во исполнение чего внесено мною в симбирский суд векселей на миллион пятьдесят тысяч. Деньгами пятнадцать тысяч дать девке Марье Шитиковой, по прозванию Клеопатре, за верность ее и за мое над ней надругательство. Ближайшим родственникам, буде таковые найдутся, дарю мое благословение, деньгами же и землями - шиш".

Строго поджав губы, слушала Ольга Леонтьевна странное это завещание. Когда чтение окончилось и Мишука, кряхтя и морщась, сложил действительно из трех пальцев непомерной величины шиш, - который предназначался ближайшим родственникам, - Ольга Леонтьевна всполохнулась:

- Спасибо, Мишенька, что не обидел сироту, но скажи - почему ей такая честь?..

- Обесчестить ее хотел, - проговорил Мишука, - Веру-то, за это ей и дарю.

- Через нее всех нас выгнали из дому, как собак, - сказала Клеопатра.

Тогда Ольга Леонтьевна стала совать в ридикюль очки и носовой платок и решительно подступила к Мишуке:

- Да как ты посмел! Вотчинами хочешь откупиться, пакостник. Ногой в гробу стоит, кукиши показывает, а на уме - озорство. За могилой обесчестить женщину норовит... Дай сюда завещание.

Она вырвала у Клеопатры бумагу и, скомкав, бросила ее Мишуке в лицо:

- Прощай!

Мишука, глядя, как немощная собака, задышал часто, закатил глаза, захрипел. Клеопатра полезла под стул, куда откатилось скомканное завещание. Ольга Леонтьевна рысцой дошла уже до дверей, но обернулась и ахнула:

- Батюшки, да он кончается!

Багровея, пучась, Мишука стал приподниматься. Затрещали и сломались, посыпались на пол бруски, державшие его в кресле. Вдруг завыла диким голосом под столом белая сука. Клеопатра, вытянув жилистую шею, вытянув нос, глядела колюче на отходящего.

Мишука, разинув рот, вывалил язык, будто собираясь заглотить черную девку.

- По... по... попа, - выдавил он из чрева. И рухнул в кресло, в заскрипевшие пружины. Повалилась голова на грудь. Изо рта хлынула сукровица-Ольга Леонтьевна только мелко, мелко крестилась:

- Упокой, господи, душу раба твоего... Клеопатра не торопясь подошла и прикрыла Мишуке лицо чистой салфеткой.

АКТРИСА

Все, о чем здесь идет речь, случилось в нашем уездном городишке, который в давние времена, быть может, и назывался городом, но теперь, когда в нем живет не более двух тысяч захудалых обывателей, кличется, по непонятной игре русского языка, -