человек. Ты прямо недостоин ее любви... У тебя, знаешь, в глазах что-то такое новое для меня, что-то легкомысленное...

- Ты хочешь меня спросить - люблю ли я Веру? - насмешливо, почти зло, спросил Сергей.

- Подожди, подожди, ах, как ты всегда забегаешь... Я говорю, - у тебя что-то легкомысленное... Вера - удивительная девушка, такое сокровище, такая милая, прелестная душа. Но опасно ее спугнуть. Спугнуть, и она на всю жизнь затаится, - ты понял?.. Нужно страшно деликатно с ней... Я, видишь ли, являюсь сватом, друг мой...

Сергей, нагнув голову, заходил по комнате. Петр -Леонтьевич оборачивался к нему, как подсолнечник, мигал все испуганнее. Сергей остановился перед отцом и, не глядя на него, сказал твердо:

- Прости, но на Верочке я жениться не могу.

- Не можешь, Сережа?

- Я очень уважаю и люблю Веру. Да. Но - не жениться. На что мы будем жить? Зависеть от тети Оли? Поступить в земство статистиком? Народить двенадцать человек детей? Я - нищий.

Петр Леонтьевич, жалко улыбаясь, глядел себе под ноги. Сергей опять заходил.

- Я уезжаю в Африку, - сказал он.

- Так, так.

- В Трансвааль. Во-первых, - там меня еще не видели, - это раз. Во-вторых, - там есть алмазы и золото. А Вера... - он опять остановился, черные глаза его блестели, - пусть Вера выходит за Никиту. Во всех отношениях это хорошо, честно, да.

8

Вера перебирала клавиши рояля. Ольга Леонтьевна, опустив на колени вязанье, глядела на спустившиеся за окном сумерки. Никита сидел у стены, опершись локтями о колени, и тоже молчал. Утихали птицы в саду. Вера брала теперь одну только ноту - ми, все тише, тише, потом осторожно, без стука закрыла крышку рояля. Помолчав, она сказала:

- Поеду в Петербург, поступлю на курсы, обрежу волосы, стану носить английские кофты из бумазеи.

- Вера, перестань, - тихо сказала Ольга Леонтьевна.

- Ну, никуда не поеду, волосы не обрежу, не буду носить английские кофты.

Никита осторожно поднялся со стула, постоял, плохо различаемый в сумерках, и на цыпочках вышел. Вера прижала голову к холодному роялю.

- Ох, - шумно вздохнула Ольга Леонтьевна, - какие все глупые.

- Я тоже, тетя?

- Ну, уж об этом сама суди.

- Тетя Оля, - сказала Вера, не поднимая головы, - я очень дурная?

- Знаешь, я вот сейчас уйду к себе и запрусь от всех вас на ключ.

- Мне, тетя Оля, Никиту жалко... Он такой - печальный. Все бы, кажется, сделала, чтобы не был такой.

Ольга Леонтьевна насторожилась:

- Верочка, ты серьезно это говоришь?

Вера молчала; не было видно, какое у нее лицо. Ольга Леонтьевна тихо подошла, остановилась за ее спиной.

- Я сама знаю, как тяжело быть отвергнутой, - даже самой красивой женщине это всегда грозит: не оценят сокровища, и все тут. - Ольга Леонтьевна помолчала. - Только иное сокровище должна ты охранять, Вера. Душа должна быть ясна. Все минет - и любовь, и счастье, и обиды, а душа, верная чистоте, выйдет из всех испытаний... Теперь твои страдания очищают душу. - Ольга Леонтьевна даже подняла палец, голос ее окреп. - Посланы тебе твои страдания...

- Тетя Оля, не понимаю - о чем вы говорите, - какие страдания?

Ольга Леонтьевна помолчала. Осторожно взяла голову Веры, прижала к себе, поцеловала долгим поцелуем в волосы.

- Ты думаешь, - у нас, стариков, радостей было много? Ох, как тяжело в молодости вздыхалось.

Вера вытянулась, медленно сняла с плеча руку Ольги Леонтьевны:

- Хорошо, я останусь с вами. Навсегда. Замуж мне не хочется - я пошутила.

-