Бду, бду!

Слышно было, как старик плясал и притопывал ногами. Потом голос его стал слабеть, он лег на землю, и вскоре раздалось его храпение, которое во всю ночь сливалось с шумом мельничного колеса.



Глава 18.


Старый знакомый

На другой день после разорения морозовского дома пожилой ратник пробирался на вороной лошади в дремучем лесу. Он беспрестанно снимал шапку и к чему-то прислушивался.

- Тише, Галка, полно те фыркать, - говорил он, трепля лошадь по крутой шее, - вишь какая неугомонная, ничего расслушать не даст. Фу ты пропасть, никак и места не спознаю! Все липа да орешник, а когда в ту пору ночью ехали, кажись, смолою попахивало!

И всадник продолжал путь свой.

- Постой, Галка! - сказал он вдруг, натянув поводья, - вот теперь опять как будто слышу! Да стой ты смирно, эк тебя разбирает! И вправду слышу! Это уж не лист шумит, это мельничное колесо! Вишь она, мельница, куда запряталась! Только уж постой! Теперь от меня не уйдешь, тетка твоя подкурятина!

И Михеич, как будто опасаясь опять сбиться с дороги, пустился во всю прыть по направлению шума.

- Ну, слава ти, господи, - сказал он, когда между деревьями стал виднеться поросший мхом сруб с вертящимся колесом, - насилу-то догнал; а то ведь чуть было не уморился: то впереди шум, то за самою спиной, ничего не разберешь! Вот она и мельница! Вон с той стороны мы в ту пору с боярином подъехали, когда станичники-то дорогу указывали. Да как же это опять будет? В ту пору колесо было справа, а теперь слева; в ту пору камора стояла окном к мельнице, а дверью к лесу, а теперь стоит окном к лесу, а дверью к мельнице! Тьфу ты, уж этот мне мельник! Вишь как глаза отводит! Недаром же я и колесил целый день круг этого места; кабы не боярина выручать, ни за что бы сюда не приехал!

Михеич слез с своей Галки, привязал ее к дереву, подошел с некоторой боязнию к мельнице и постучался в дверь.

- Хозяин, а хозяин!

Никто не отвечал.

- Хозяин, а хозяин!

Внутри мельницы было молчание; только жернова гудели да шестерни постукивали.

Михеич попытался толкнуть дверь; она была заперта.

«Да что он, седой черт, спит али притаился?» - подумал Михеич и стал изо всей мочи стучать в дверь и руками и ногами. Ответу не было. Михеич начал горячиться.

- Эй ты, хрен! - закричал он, - вылезай, не то огоньку подложу!

Раздался кашель, и сквозь небольшое отверстие над дверью показалась белая борода и лицо, изрытое морщинами, среди которых светились два глаза ярко-серого цвета.

Михеичу стало неловко в присутствии мельника.

- Здравствуй, хозяин! - сказал он ласковым голосом.

- Господь с тобою! - отвечал мельник, - чего тебе, добрый человек?

- Аль не узнал меня, хозяин? Ведь я у тебя ономнясь с боярином ночевал.

- С князем-то? Как не узнать, узнал. Что ж, батюшка, с чем бог принес?

- Да что ж ты, хозяин, забился как филин в дупло! Или меня впусти, или сам выйди; так говорить несподручно!

- Постой, батюшка, дай только хлебушка подсыпать, вот я к тебе сейчас выйду!

«Да, - подумал Михеич, - посмотрел бы я, какого ты, чертов кум, хлеба подсыплешь! Я чай, кости жидовские ведьмам на муку перемалываешь! Тут и завозу быть не может; вишь какая глушь, и колеи-то все травой заросли!»

- Ну вот, батюшка, я к тебе и вышел, - сказал мельник, тщательно запирая за собой дверь.

- Насилу-то вышел! Довольно ты поломался, хозяин.

- Да что, куманек, живу ведь не на базаре, в лесу. Всякому отпирать не приходится; далеко ли до беды: видно, что человек, а почему знать,