о Леви Левицком, Ардашеве и Варфоломееве я считаю решенным… Мой план захвата этих лиц таков…
Налымов проснулся, зажег электрическую лампочку у дивана и стал поджидать Веру Юрьевну.
Внизу в столовой бубнили голоса. Деревянные стены дома резонировали тревожно, будто волны неспокойных мыслей бежали до чердака, уносились в ночь, рассыпавшую августовские звезды над домом.
Налымов подумал лениво: «Совещаются…» Но где Вера Юрьевна? Ему до того внезапно стало жалко ее, что он сморщился и потер грудь там, где тупой болью сжималось пропитое сердце. «Да, братец ты мой… Пора, пора… Довольно, будет. Пора, братец мой…»
Под его постелью стоял чемодан, в нем в скомканном белье, в коробке от мыла, среди бритвенных принадлежностей, грязных воротничков и прочей ерунды – маленький «браунинг»… Эта его смерть была далеко запрятана, как у Кощея бессмертного.
Он повторил: «Пора, пора!» – но даже и не пошевелился. Значит – еще не «пора». А не пора потому, что, кроме него, еще – Вера… «Да, накачал бабу на шею… А, собственно говоря, если бы не накачал? Неизбежно, братец мой, все равно – неизбежно, – не ее, так другую, именно такую. Да, братец, живуч все-таки человек…»
Осторожно скрипнула дверь, вошла Вера Юрьевна.
– Приехали, – шепотом сказала она и села у него в ногах на диван. Лицо ее было жалкое. Зрачки – во весь глаз. – Дождались…
Василий Алексеевич спросил как можно спокойнее:
– Что именно случилось?
– С завтрашнего дня начинают… Как мясники… Ну, ты понимаешь, – как мясники!.. Что же это такое? – Она тихо заломила руки.
– Хочешь, дадим знать полиции?
– Ах, у них все – шито-крыто… У них поддержка повсюду. Все предусмотрено. Они спокойны! Пойми, какие-то фантастические злодеи!
У Василия Алексеевича задрожало где-то в кишках. Осторожно спустил ноги с дивана. У Веры Юрьевны зрачки сузились; она следила за ним, не отрываясь. Да, надо было решать… Дряблая воля, давно отвыкшая велеть, мелко тряслась где-то в кишках… Но понимал: «Прижали вилами – выкручивайся…»
– Вера… Если ты в состоянии, – бежим…
Она – быстро:
– Куда?
– Не знаю пока еще… Там увидим… Во всяком случае, у нас будет какое-то одно очко… (Зрачки ее заметались.) А здесь они используют тебя и уберут, как ненадежного свидетеля… И тебя, и Лильку, и Машу…
– Я это знаю… Я этого давно ждала… Ведь это же – мясная лавка! Нужно бежать сейчас, – они, кажется, уже там напились… В Финляндию и в Петроград! На границе нас схватят, и мы расскажем все… Я скажу… (Вытянулась, зрачки – как точки…) Господин комиссар!.. Мы бежали к вам – предупредить о кошмарном преступлении… Мы – из шайки убийц. Найдете нужным – расстреливайте нас… Ведь все равно же, Вася!
– Конечно, конечно… Я бы даже так сказал: приятно быть зрителем, но наступает час, когда нельзя быть зрителем… Тут не в опасности, конечно, дело… Но есть предел грязи, мерзости…
– Да, да, да…
– Теперь – практически: бежать, конечно, сегодня, сейчас… Взять только деньги и драповое пальто… Когда доберемся – там уже будут дожди, а в Питере теплого не достанешь. Да! Надень высокие башмаки… А я пойду в столовую и подпою их хорошенько…
– Сам не напейся, Вася…
– Брось!.. И жди меня на шоссе… Мы еще захватим последний поезд в Стокгольм…
Вера Юрьевна молча обхватила его, прижалась лбом, носом, губами к его жилетке. Он отогнул ее голову, растрепал волосы, погрозил пальцем ее взволнованному лицу:
– Не сплоховать!
– Нет… Иду…
Дверь в это время толкнули. В комнату вскочил Хаджет Лаше, за ним вошли Биттенбиндер
Налымов проснулся, зажег электрическую лампочку у дивана и стал поджидать Веру Юрьевну.
Внизу в столовой бубнили голоса. Деревянные стены дома резонировали тревожно, будто волны неспокойных мыслей бежали до чердака, уносились в ночь, рассыпавшую августовские звезды над домом.
Налымов подумал лениво: «Совещаются…» Но где Вера Юрьевна? Ему до того внезапно стало жалко ее, что он сморщился и потер грудь там, где тупой болью сжималось пропитое сердце. «Да, братец ты мой… Пора, пора… Довольно, будет. Пора, братец мой…»
Под его постелью стоял чемодан, в нем в скомканном белье, в коробке от мыла, среди бритвенных принадлежностей, грязных воротничков и прочей ерунды – маленький «браунинг»… Эта его смерть была далеко запрятана, как у Кощея бессмертного.
Он повторил: «Пора, пора!» – но даже и не пошевелился. Значит – еще не «пора». А не пора потому, что, кроме него, еще – Вера… «Да, накачал бабу на шею… А, собственно говоря, если бы не накачал? Неизбежно, братец мой, все равно – неизбежно, – не ее, так другую, именно такую. Да, братец, живуч все-таки человек…»
Осторожно скрипнула дверь, вошла Вера Юрьевна.
– Приехали, – шепотом сказала она и села у него в ногах на диван. Лицо ее было жалкое. Зрачки – во весь глаз. – Дождались…
Василий Алексеевич спросил как можно спокойнее:
– Что именно случилось?
– С завтрашнего дня начинают… Как мясники… Ну, ты понимаешь, – как мясники!.. Что же это такое? – Она тихо заломила руки.
– Хочешь, дадим знать полиции?
– Ах, у них все – шито-крыто… У них поддержка повсюду. Все предусмотрено. Они спокойны! Пойми, какие-то фантастические злодеи!
У Василия Алексеевича задрожало где-то в кишках. Осторожно спустил ноги с дивана. У Веры Юрьевны зрачки сузились; она следила за ним, не отрываясь. Да, надо было решать… Дряблая воля, давно отвыкшая велеть, мелко тряслась где-то в кишках… Но понимал: «Прижали вилами – выкручивайся…»
– Вера… Если ты в состоянии, – бежим…
Она – быстро:
– Куда?
– Не знаю пока еще… Там увидим… Во всяком случае, у нас будет какое-то одно очко… (Зрачки ее заметались.) А здесь они используют тебя и уберут, как ненадежного свидетеля… И тебя, и Лильку, и Машу…
– Я это знаю… Я этого давно ждала… Ведь это же – мясная лавка! Нужно бежать сейчас, – они, кажется, уже там напились… В Финляндию и в Петроград! На границе нас схватят, и мы расскажем все… Я скажу… (Вытянулась, зрачки – как точки…) Господин комиссар!.. Мы бежали к вам – предупредить о кошмарном преступлении… Мы – из шайки убийц. Найдете нужным – расстреливайте нас… Ведь все равно же, Вася!
– Конечно, конечно… Я бы даже так сказал: приятно быть зрителем, но наступает час, когда нельзя быть зрителем… Тут не в опасности, конечно, дело… Но есть предел грязи, мерзости…
– Да, да, да…
– Теперь – практически: бежать, конечно, сегодня, сейчас… Взять только деньги и драповое пальто… Когда доберемся – там уже будут дожди, а в Питере теплого не достанешь. Да! Надень высокие башмаки… А я пойду в столовую и подпою их хорошенько…
– Сам не напейся, Вася…
– Брось!.. И жди меня на шоссе… Мы еще захватим последний поезд в Стокгольм…
Вера Юрьевна молча обхватила его, прижалась лбом, носом, губами к его жилетке. Он отогнул ее голову, растрепал волосы, погрозил пальцем ее взволнованному лицу:
– Не сплоховать!
– Нет… Иду…
Дверь в это время толкнули. В комнату вскочил Хаджет Лаше, за ним вошли Биттенбиндер
страница 97
Толстой А.Н. Эмигранты
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151