куда ездил в качестве корреспондента от больших европейских газет. Я не сомневаюсь, что вы будете пытаться арестовать меня. (Лицо начальника сияло.) Поэтому – к сведению: мною уже начата газетная кампания, не здесь, конечно, – в Лондоне и Париже, в оппозиционной прессе. Материалы о Лиге и о Хаджет Лаше и все, что сопутствовало его деятельности в Стокгольме, мною переданы по назначению. Вы, конечно, осведомлены о перемене общеполитического курса в Европе. Мой арест и ваше неведение в делах Лиги и Хаджет Лаше послужат тем желанным политическим скандалом, который ищет сейчас оппозиционная пресса…
– Вы мне грозите? – с тихой медью в горле спросил начальник.
– Да, я вам угрожаю – и неприятностями, более серьезными, чем вы мне…
В первый раз начальник отвернул лицо и некоторое время смотрел в окошко. Затем с приветливой мягкостью:
– Простите, господа, я наведу справки.
Он поднялся, рослый, облитый мундиром. Вышел. Бистрем засмеялся, сняв и потирая очки. Начальник отсутствовал минут двадцать. Вернулся красным солнышком. Снова плотно сел.
– Я навел справки. Господа, предоставьте это дело мне. В нашей работе, когда в нее вмешиваются любители-детективы (наклон туловища в сторону Налымова) или пресса принимает слишком горячее участие, – начинается невообразимая путаница: много бумаги, много шуму, мало толку. Шведская полиция, как и во всех цивилизованных странах, не интересуется политикой, мы – слепое орудие власти. Мы одинаково гостеприимны и к русским монархистам и к большевикам. Но сводить ваши внутренние счеты, господа, этого допустить на нашей территории не можем, – отправляйтесь за этим к себе домой… Лига занимается политикой, – говорите вы?… Да хоть черной магией, это – ее дело. Но если какие-то члены Лиги преступили закон, будьте покойны – меч закона опустится на них… Господа, верьте в мою искренность, оставьте ваши телефоны, через два-три часа я сообщу вам исчерпывающие сведения о господине Ардашеве.
Начальника несло словоохотливостью. Честный Бистрем даже приоткрыл рот от изумления. Налымов сказал по-русски:
– Он маневрирует. Действуйте энергичнее.
Тогда Бистрем быстро на блокноте набросал десяток фраз, вырвал страницу и протянул ее начальнику. Это была телеграмма, она начиналась: «Париж. Юманите. Редакция. В Стокгольме мною раскрыта террористическая организация…» И так далее.
Прочтя, начальник осторожно почесал мизинцем сбоку носа:
– Что это такое?
– Начало борьбы, – блеснув очками, ответил Бистрем. – Через несколько минут телеграмма отправится в Париж.
– Я не могу понять, что, собственно, вы от меня хотите, господа?
– Немедленно отрядить с нами агентов для обыска на даче в Баль Станэсе.
Налымов – учтиво:
– Хорошо вооруженных, господин начальник.
– Знаете, господа, – воротник у начальника стал тесен, – все же это – беспримерно. Вы не доверяете мне. Вы пытаетесь руководить моими поступками. Вы грозите мне…
Бистрем перебил:
– Курьер советского посольства Кальве и журналист Леви Левицкий под носом у стокгольмской полиции были подвергнуты пыткам и убиты. По этому делу у нас имеются документы и свидетели.
Начальник отвалился на спинку патентованного кресла. С лица его стал сходить лак. Пауза. Он вскочил, отшвырнул кресло и – бешено:
– Я покажу проклятым русским эмигрантам политику! (Позвонил.) Господа, собирайтесь. Я придам к вам шесть полицейских и детектива…
62
Под клубящимися осенними тучами дача в Баль Станэсе казалась покинутой, – ни дымка из труб на высокой кровле, окна
– Вы мне грозите? – с тихой медью в горле спросил начальник.
– Да, я вам угрожаю – и неприятностями, более серьезными, чем вы мне…
В первый раз начальник отвернул лицо и некоторое время смотрел в окошко. Затем с приветливой мягкостью:
– Простите, господа, я наведу справки.
Он поднялся, рослый, облитый мундиром. Вышел. Бистрем засмеялся, сняв и потирая очки. Начальник отсутствовал минут двадцать. Вернулся красным солнышком. Снова плотно сел.
– Я навел справки. Господа, предоставьте это дело мне. В нашей работе, когда в нее вмешиваются любители-детективы (наклон туловища в сторону Налымова) или пресса принимает слишком горячее участие, – начинается невообразимая путаница: много бумаги, много шуму, мало толку. Шведская полиция, как и во всех цивилизованных странах, не интересуется политикой, мы – слепое орудие власти. Мы одинаково гостеприимны и к русским монархистам и к большевикам. Но сводить ваши внутренние счеты, господа, этого допустить на нашей территории не можем, – отправляйтесь за этим к себе домой… Лига занимается политикой, – говорите вы?… Да хоть черной магией, это – ее дело. Но если какие-то члены Лиги преступили закон, будьте покойны – меч закона опустится на них… Господа, верьте в мою искренность, оставьте ваши телефоны, через два-три часа я сообщу вам исчерпывающие сведения о господине Ардашеве.
Начальника несло словоохотливостью. Честный Бистрем даже приоткрыл рот от изумления. Налымов сказал по-русски:
– Он маневрирует. Действуйте энергичнее.
Тогда Бистрем быстро на блокноте набросал десяток фраз, вырвал страницу и протянул ее начальнику. Это была телеграмма, она начиналась: «Париж. Юманите. Редакция. В Стокгольме мною раскрыта террористическая организация…» И так далее.
Прочтя, начальник осторожно почесал мизинцем сбоку носа:
– Что это такое?
– Начало борьбы, – блеснув очками, ответил Бистрем. – Через несколько минут телеграмма отправится в Париж.
– Я не могу понять, что, собственно, вы от меня хотите, господа?
– Немедленно отрядить с нами агентов для обыска на даче в Баль Станэсе.
Налымов – учтиво:
– Хорошо вооруженных, господин начальник.
– Знаете, господа, – воротник у начальника стал тесен, – все же это – беспримерно. Вы не доверяете мне. Вы пытаетесь руководить моими поступками. Вы грозите мне…
Бистрем перебил:
– Курьер советского посольства Кальве и журналист Леви Левицкий под носом у стокгольмской полиции были подвергнуты пыткам и убиты. По этому делу у нас имеются документы и свидетели.
Начальник отвалился на спинку патентованного кресла. С лица его стал сходить лак. Пауза. Он вскочил, отшвырнул кресло и – бешено:
– Я покажу проклятым русским эмигрантам политику! (Позвонил.) Господа, собирайтесь. Я придам к вам шесть полицейских и детектива…
62
Под клубящимися осенними тучами дача в Баль Станэсе казалась покинутой, – ни дымка из труб на высокой кровле, окна
страница 143
Толстой А.Н. Эмигранты
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151