руку). Постой!

Ванюшка (испуганный). Что это вы, барин!

Александр. У тебя вот в этой руке записка…

Ванюшка. Никак нет-с.

Александр (хочет взять). А вот увидим.

Ванюшка. Я закричу-с, ваш братец услышит!

Александр (в сторону). Попробую другой способ! (Ему) Видишь вот этот кошелек, в нем 20 червонцев — они твои — если ты дашь мне ее прочесть — так, из любопытства.

Ванюшка. Только никому сами не извольте сказывать.

Александр. Я буду молчалив, как могила (высыпает деньги в руки).

Ванюшка. А если изорвете, сударь, — так я скажу своему барину.

Александр (про себя). Я умру, а не уступлю ему эту женщину!.. (Читает) «Ваш муж всё знает… Я вас люблю больше всего на свете, вы меня любите, в этом я также уверен… Сегодня вечером в 12 часов я должен с вами говорить, будьте в этот час в большой зале пустой части дома; вы спуститесь по круглой лестнице и пройдете через коридор — если через 2 часа я не получу желаемого ответа, то иду к вашему мужу, заставляю его драться и, надеюсь, убью. В этом клянусь вам честию… ничто его не спасет в случае вашего отказа. — Выбирайте». А! искусно написано!..

Ванюшка. Пожалуйте, сударь, записку, мне пора.

Александр. А если я ее изорву — говори, что ты хочешь за это — всё, что попросишь… тысячу — две?..

Ванюшка. И миллиона не надобно-с.

Александр. Я тебя умоляю!..

Ванюшка. Вот видите, сударь — мне велено ее отнести и я отнесу; об том, чтоб ее не показывать, ничего не сказано, и я ее вам показал.

Александр (подумав). Хорошо, отнеси ее.

(Слуга уходит.) (Про себя) Я все-таки найду средство им помешать.

Конец 3 акта



Действие четвертое


Сцена первая

(Большая заброшенная комната; развалившийся камин. С левой стороны виден коридор, освещенный в окна луной, в коридоре спускается лестница; направо две ступени и дверь, а в середине стеклянная дверь на балкон. Лунное освещение.)

Александр (входит с правой стороны из двери и запирает их ключом. Он в широком плаще). Хоть стар замок — а не скоро его сломаешь… и покуда я здесь царь!.. жалкая власть! жалкое удовольствие, украденное из рук судьбы… и горькое, как хлеб нищего — зато я по крайней мере, хотя против ее воли, но еще раз прижму ее к груди своей; мой огненный поцелуй, как печать, останется на устах ее — и она будет мучиться этой мыслию; оно так и следует: вместе были счастливы, вместе и страдать! В темноте под этим плащом она не скоро меня узнает! Может быть, даже вероятно, что мне удастся под чужим именем выманить два-три ласковые слова… О! какой ангел внушил мне эту мысль — бог, видимо, хочет вознаградить меня за 30-тилетние муки, за 30 лет жизни пустой и напрасной. (Задумывается.) Да, мне 30 лет… а что я сделал; зачем жил?.. говорят, что я эгоист; итак, я жил для себя?.. Нет… я во всем себе отказывал, вечно был молчаливой жертвой чужих прихотей, вечно боролся с своими страстями, не искал никаких наслаждений, был сам себе в тягость — даже зла никому умышленно не сделал… итак, я жил для других? — также нет… я никому не делал добра, боясь встретить неблагодарность, презирал глупцов, боялся умных, был далек от всех, не заботился ни о ком — один, всегда один, отверженный, как Каин — бог знает, за чье преступление — и потом один раз встретить что-то похожее на любовь — один только раз — и тут видеть, знать, что я обязан этим искусству, случаю, даже, может быть, лишней чашке шоколаду, — наконец против воли предавшись чудному, сладкому чувству — потерять всё — и остаться опять одному с