заговорил он с отчаянием, готовый зарыдать. - Царь - ничтожество. Он - самоубийца! Убийца и самоубийца. Он убивает Россию, товарищи! Довольно Ходынок! Вы должны...

- Ничего я тебе не должен, - крикнул рабочий, толкнув Самгина в плечо ладонью. - Что ты тут говоришь, ну? Кто таков? Ну, говори! Что ты скажешь? Эх...

Он выругался, схватил Клима за плечи и закашлялся, встряхивая его. Раненый, опираясь о плечо женщины, попытался встать, но, крякнув, снова сел.

- Как же я пойду?

- Отпусти человека, - сказал рабочему старик в нагольном полушубке. Вы, господин, идите, что вам тут? - равнодушно предложил он Самгину, взяв рабочего за руки. - Оставь, Миша, видишь - испугался человек...

Клим заметил, что все рабочие отступают прочь от него, все хотят, чтоб он ушел. Это несколько охладило, даже как будто обидело его. Ему хотелось сказать еще что-то, но рабочий прокашлялся и закричал:

- Самоубивец твой чай пьет, генералов угощает: спасибо за службу! А ты мне зубы хочешь заговорить...

Махнув рукою, Самгин пошел прочь, тотчас решив, что нужно возвратиться в город. Он видел вполне достаточно для того, чтоб свидетельствовать.

"Тот человек - прав: горнист должен был дать сигнал. Тогда рабочие разошлись бы..."

Он почти бежал, обгоняя рабочих; большинство шло в одном направлении, разговаривая очень шумно, даже смех был слышен; этот резкий смех возбужденных людей заставил подумать:

"Радуются, что живы".

Впереди его двое молодых ребят вели под руки третьего, в котиковой шапке, сдвинутой на затылок, с комьями красного снега на спине.

- Ничего, - бормотал он, всхрапывая, - ничего. Ноги его подкосились, голова склонилась на грудь, он повис на руках товарищей и захрипел.

- Кажись - совсем, - сказал один из них, другой, обернувшись, спросил Самгина:

- Вы - не доктор?

- Нет, - сказал Самгин и зачем-то прибавил: - Это - обморок.

Парня осторожно положили поперек дороги Самгина, в минуту собралась толпа, заткнув улицу; высокий, рыжеватый человек в кожаной куртке вел мохнатенькую лошадь, на козлах саней сидел знакомый извозчик, размахивая кнутом, и плачевно кричал:

- Куда? Не еду я, не еду! Сына я ищу! Но уже в сани укладывали раненого, садился его товарищ, другой влезал на козлы; извозчик, тыкая в него кнутовищем, все более жалобно и визгуче взывал:

- Да - отпустите, бога ради! Говорю - сын у меня...

- Мы все - дети! - свирепо крикнул кто-то. Тогда извозчик мешком свалился с козел под ноги людей, встал на колени и завыл женским голосом:

- Милые - не поеду-у! Не могу я-а... Его схватили под мышки, за шиворот, подбросили на козлы.

- Четверых не повезет, - сказал кто-то; несколько человек сразу толкнули сани, лошадь вздернула голову, а передние ноги ее так подогнулись, точно и она хотела встать на колени.

- Какие же вы люди? - кричал извозчик. "Жестокость", - подумал Самгин, все более приходя в себя, а за спиной его крепкий голос деловито и радостно говорил:

- На Васильевском Оружейный магазин разбили, баррикаду строят...

- Кто сказал?

- Наши...

- Ребята - в город! Кто в город, товарищи? Самгин присоединился к толпе рабочих, пошел в хвосте ее куда-то влево и скоро увидал приземистое здание Биржи, а- около ее и у моста кучки солдат, лошадей. Рабочие остановились, заспорили: будут стрелять или нет?

- Довольно, постреляли! - сказал коротконогий, в серой куртке с черной заплатой на правом локте. - Кто по льду, на Марсово?

За ним пошли шестеро, Самгин - седьмой. Он видел, что всюду по реке бежали в