безопасное государство, ежели все стрелять начнут?

- Конечно, эти единоборства - безумие, - сказал Самгин строгим тоном. Он видел, что чем более говорит Митрофанов, тем страшнее ему, он уже вспотел, прижал локти к бокам, стесненно шевелил кистями, и кисти напоминали о плавниках рыбы.

- Нарядился, - повторял он. - За ним кто-нибудь попом нарядится и архиерея застрелит...

Потом, подвинувшись к Самгину еще ближе, он сказал:

- Клим Иванович, вы, конечно, понимаете, что дом - подозревается...

- То есть - мой дом? Я?

- Ну, да. Я, конечно, с филерами знаком по сходству службы. Следят, Клим Иванович, за посещающими вас.

- И за мною?..

- А - как же? Тут - женщина скромного вида ходила к Сомовой, Никонова как будто. Потом господин Суслов и вообще... Знаете, Клим Иванович, вы бы как-нибудь...

- Благодарю вас, - сказал Самгин теплым тоном. Митрофанов, должно быть, понял благодарность как желание Самгина кончить беседу, он встал, прижал руку к левой стороне груди.

- Ей-богу, это - от великого моего уважения к вам...

- Я понимаю, спасибо.

Самгин протянул ему руку, а сыщик, жадно схватив ее обеими своими, спросил шопотом:

- Что же, - студент этот, за своих стрелял или за хохлов? Не знаете?

- Не знаю, - ответил Самгин, невольно поталкивая гостя к двери, поспешно думая, что это убийство вызовет новые аресты, репрессии, новые акты террора и, очевидно, повторится пережитое Россией двадцать лет тому назад. Он пошел в спальню, зажег огонь, постоял у постели жены, - ода спала крепко, лицо ее было сердито нахмурено. Присев на кровать свою, Самгин вспомнил, что, когда он сообщил ей о смерти Маракуева, Варвара спокойно сказала:

- Я знаю.

- Что ж ты не сказала мне? Варвара ответила:

- Если ты хочешь отслужить панихиду, это не поздно.

- Глупо шутишь, - заметил он.

- Я - не шучу, я - служила, - сказала она, повернувшись к нему спиною.

"Да, она становится все более чужим человеком, - подумал Самгин, раздеваясь. - Не стоит будить ее, завтра скажу о Сипягине", - решил он, как бы наказывая жену.

Она сама сказала ему это, разбудила и, размахивая газетой, почти закричала:

- Застрелили Сипягина, читай! И, присев на его постель, тихонько, но очень взволнованно сообщила:

- Студент Балмашев. Понимаешь, я, кажется, видела его у Знаменских, его и с ним сестру или невесту, вероятнее - невесту, маленькая барышня в боа из перьев, с такой армянской, что ли, фамилией...

Комкая газету, искривив заспанное лицо усмешкой, она пожаловалась:

- Скоро нельзя будет никуда выйти, без того чтоб героя не встретить...

Она не кончила, но Клим, догадавшись, что она хотела сказать, заметил:

- А помнишь, как ты жаждала героев? Фыркнув, Варвара подошла к трюмо, нервно раздергивая гребнем волосы.

- Работа на реакцию, - сказал Клим, бросив газету на пол. - Потом какой-нибудь Лев Тихомиров снова раскается, скажет, что террор был глупостью и России ничего не нужно, кроме царя.

- Не понимаю, почему нужно дожидаться Тихомирова... и вообще - не понимаю! В стране началось культурное оживление, зажглись яркие огни новой поэзии, прозы... наконец - живопись! - раздраженно говорила Варвара, причесываясь, морщась от боли, в ее раздражении было что-то очень глупое. Самгин усмехнулся, пошел мыться, но, войдя в уборную, сел на кушетку, прислушиваясь. Ему показалось, что в доме было необычно шумно, как во дни уборки пред большими праздниками: хлопали двери, в кухне гремели кастрюли, бегала горничная, звеня посудой сильнее, чем всегда;