успокоительные слова Митрофанова по поводу студенческих волнений:

- Ничего. Это - кожа зудит, а внутренность у нас здоровая. Возьмите, например, гречневую кашу: когда она варится, кипит - легкое зерно всплывает кверху, а потом из него образуется эдакая вкусная корочка, с хрустом. Так? Но ведь сыты мы не корочкой, а кашей...

Засыпая, Самгин думал:

"Да, России нужны здоровые люди, оптимисты, а не "желчевики", как говорил Герцен. Щедрин и Успенский - вот кто, больше других, испортили характер интеллигенции".

Но поутру Стратонов разочаровал Клима; он проснулся первый, разбудил его своей возней и предложил кофе.

- У меня термос, сейчас проводник принесет стаканы, - говорил он, любовно надевая новенькие светлые брюки. Клим спросил:

- Вы, кажется, перестали бывать у Прейса?

- Нет, иногда захожу, - неохотно ответил Стратонов. - Но, знаете, скучновато. И - между нами - "блажен муж, иже не иде на совет нечестивых", это так! Но дальше я не согласен. Или вы стоите на пути грешных, в целях преградить им путь, или - вы идете в ногу с ними. Вот-с. Прейс - умница, продолжал он, наморщив нос, - умница и очень знающий человек, но стадо, пасомое им, - это все разговорщики, пустой народ.

Тщательно вытирая салфеткой стаканы, он заговорил с великим воодушевлением:

- История, дорогой мой, поставила пред нами задачу: выйти на берег Тихого океана, сначала - через Маньчжурию, затем, наверняка, через Персидский залив. Да, да - вы не улыбайтесь. И то и другое - необходимо, так же, как необходимо открыть Черное море. И с этим надобно торопиться, потому что...

Вагон сильно тряхнуло. Стратонов плеснул кофе из термоса на колени себе, на светлосерые брюки, вспыхнул и четко выругался математическими словами.

- Вот скандал, - сокрушенно вздохнул он, пробуя стереть платком рыжие пятна с брюк. Кофе из стакана он выплеснул в плевательницу, а термос сунул в корзину, забыв о том, что предложил кофе Самгину.

- А - революция? - спросил Клим. Снимая брюки, Стратонов проворчал:

- Ну, какая там революция. Мальчишки стреляют из пистолетов.

- Мальчишки или нет, но они организовали две партии, а люди ваших взглядов...

Вывернув брюки наизнанку, Стратонов тщательно сложил их, снял с полки тяжелый чемодан, затем, надув щеки, сердито глядя на Самгина, вытянул руку ладонью вверх и сильно дунул на ладонь:

- Вот ваши партии! Пыль - ваши партии. И, вынув из чемодана другие брюки, рассматривая их, он пробормотал;

- Россия вступила на путь мировой политики, а вы - о пистолетах. Смешно...

Самгин замолчал. Стратонов опрокинул себя в его глазах этим глупым жестом и огорчением по поводу брюк.

Выходя из вагона, он простился со Стратоновым пренебрежительно, а сидя в пролетке извозчика, думал с презрением: "Бык. Идиот. На что же ты годишься в борьбе против людей, которые, стремясь к своим целям, способны жертвовать свободой, жизнью?"

Эта слишком определенная мысль смутила Самгина; мысли такого тона, являясь внезапно, заставляли его протестовать против них.

"Разумеется, я вовсе не желаю победы таким быкам", - подумал он и решил вычеркнуть из своей памяти эту неприятную встречу, как пытался вычеркивать многое, чему не находил удобного места в хранилище своих впечатлений.

Он видел, что "общественное движение" возрастает; люди как будто готовились к парадному смотру, ждали, что скоро чей-то зычный голос позовет их на Красную площадь к монументу бронзовых героев Минина, Пожарского, позовет и с Лобного места грозно спросит всех о символе веры.