странно говоришь? Подразнить меня хочется?

- Немножко, - сознался Клим, смущенный ее взглядом.

- Странное желание, - обиженно заметила Любаша. - И лицо злое, добавила она, снова приняв позу усталого человека.

- Хотя - сознаюсь: на первых двух допросах боялась я, что при обыске они нашли один адрес. А в общем я ждала, что все это будет как-то серьезнее, умнее. Он мне говорит: "Вот вы Лассаля читаете". - "А вы, спрашиваю, не читали?" - "Я, говорит, эти вещи читаю по обязанности службы, а вам, девушке, - зачем?" Так и сказал.

Самгин спросил: где Варвара?

- Ушла к Гогиным. Она - не в себе, сокрушается - и даже до слез! - что Алинка в оперетке.

- А что такое - Гогин?

- Дядя мой, оказывается. Это - недавно открылось. Он - не совсем дядя, а был женат на сестре моей матери, но он любит семейственность, родовой быт и желает, чтоб я считалась его племянницей. Я - могу! Он - добрый и полезный старикан.

Про Алексея она сказала:

- Очень забавный, но - лентяй и бродяга. И, тяжко вздохнув, пожаловалась:

- Ах, Клим, если б ты знал, как это обидно, что меня высылают из Москвы!

На жалобу ее Самгину нечем было ответить; он думал, что доигрался с Варварой до необходимости изменить или прекратить игру. И, когда Варвара, разрумяненная морозом, не раздеваясь, оживленно влетела в комнату, - он поднялся встречу ей с ласковой улыбкой, но, кинув ему на бегу "здравствуйте!" - она обняла Сомову, закричала:

- Любаша - победа! Ты оставлена здесь на полтора месяца и будешь лечиться у психиатра...

- Ой? - вопросительно крикнула Любаша.

- Факт! Только тебе придется ходить к нему.

- Господи, да я - к архиерею пойду...

- Значит - пируем! Сейчас придут Гогины, я купила кое-что вкусненькое...

Затем разыгралась сцена веселого сумасшествия, девицы вальсировали, Анфимьевна, накрывая на стол, ворчала, показывая желтые зубы, усмехаясь:

- Запрыгали! Допрыгаетесь опять.

Тугое лицо ее лоснилось радостью, и она потягивала воздух носом, как бы обоняя приятнейший запах. На пороге столовой явился Гогин, очень искусно сыграл на губах несколько тактов марша, затем надул одну щеку, подавил ее пальцем, и из-под его светленьких усов вылетел пронзительный писк. Вместе с Гогиным пришла девушка с каштановой копной небрежно перепутанных волос над выпуклым лбом; бесцеремонно глядя в лицо Клима золотистыми зрачками, она сказала:

- Самгин? Мы слышали про вас: личность загадочная.

- Кто это вам сказал?

- Яков Тагильский, которому мы не верим. Но, кажется, он прав: у вас вид человека ученого и скептическая бородка, и мы уже преисполнены почтения к вам. Алешка - не дури!

Это она крикнула потому, что Гогин, подхватив ее под локти, приподнял с пола и переставил в сторону от Клима, говоря:

- Не удивляйтесь, это - кукла, внутри у нее - опилки, а говорит она...

- Не верьте ему, - кричала Татьяна, отталкивая брата плечом, но тут Любаша увлекла Гогина к себе, а Варвара попросила девушку помочь ей; Самгин был доволен, что его оставили в покое, люди такого типа всегда стесняли его, он не знал, как держаться с ними. Он находил, что такие люди особенно неудачно выдумали себя, это - весельчаки по профессии, они сделали шутовство своим ремеслом. Серьезного человека раздражает обязанность любезно улыбаться в ответ на шуточки, в которых нет ничего смешного. Вот Алексей Гогин говорит Любаше:

- Не рычи! Доказано, что политика - дочь экономики, и естественно, что он ухаживает за дочерью...

Варвару он поучает тоном дьячка, читающего