Но тут другой жилец подплыл, качаясь.

«Вы сверху, да? Вели вы разговор…—

Спросил он Данта, видимо стесняясь.—


Я слышал ваш и разговор, и спор,

И было мне, сказать по правде, странно.

Ведь голоса людского с давних пор


Я не слыхал. Лишь волны неустанно

Здесь воют. И уж так давно

Я сам молчу, средь этой мглы туманной,


А мне молчать — совсем не все равно.

Молчание — такое, право, бремя,

Особенно когда вокруг темно.


Ах, если б здесь у нас хоть было Время!

И я, ведь, жду его — и ничего!»

«A разве вы не говорите с теми,


Кто рядом, здесь? Не проще ли всего?

Да иногда неплохо и молчанье,

И если бремя — как и для кого!»


«Вам чуждо, вижу я, мое страданье!—

Ответил тот, качаясь на волне.—

Вы оказали первому вниманье,


Так почему б не оказать и мне?

Моя история — совсем другая,

А если вам и кажется извне,


Что мы не на земле уже, не там,

Где все общаются, а вот бы сели

Вы на волну, так стало б ясно вам,


Что мы давно друг другу надоели…

Печется каждый о себе одном.

Недаром тот окончил еле-еле,


Начав рассказы о себе самом.

Был рад найти не здешнего…

Он на земле со мною был знаком,


Но я не знал тогда о нем такого,

Что вам он откровенно рассказал»,

«А вы подслушали?»— И Дант сурово


Взглянул. Но тот, спеша, ему сказал:

«Ах, не сердитесь, это я невольно…

И хоть не знал — я всё подозревал.


Вас огорчить мне, право, было б больно.

Я не подслушал… Да и что о нем!»

Но Дант опять прервал его; «Довольно!


Хотите рассказать мне о своем —

Так говорите!» Данте был расстроен.

Ведь все они, должно быть, об одном!


Да и жилец казался беспокоен.

Ему б уняться и рассказ начать,

Так нет, завел: «Я, право, не достоин


Подобных подозрений. Я не тать,

Но у меня уже такие уши.

Я был вблизи, я не хотел мешать,


И, не подслушивая, все же слушал.

Однако, вот история моя:

Различные мы с этим, первым, души,


И я скажу вам, правды не тая,

Что если в чем-нибудь мы с ним и схожи —

В одном, ведь, океане он — и я,—


То это видимая лишь похожесть,

А на земле я по-иному жил.

Пусть наказание одно и то же,


Но у меня как будто больше сил.

За Время — главная моя расплата:

Я с ним не очень на земле дружил.


Я не считал его напрасной траты,

И Время, то, что было мне дано,

Я проклинал. Я веровал когда-то,


Что мне оно ошибкою дано.

Я о другом мечтал, о лучшем, милом,

Которому прийти хоть суждено,


Да после… С этим же, моим, постылым,

Я даже вовсе знаться не хотел.

Мне это просто было не по силам.


И я проклятий прекратить не смел.

Вот Время мне за них и отомстило,

С ним справиться я, видно, не умел,


Сюда оно меня и засадило,

Как водяной сижу какой-то зверь.

Ах, если бы оно меня простило!


Пусть лишь придет, скажу ему: „Поверь,

Я понял здесь,что без тебя мне худо.

Прости меня, не прежний я теперь“.


Да вот, ни Время, и никто оттуда

Не приходил сюда, один лишь вы.

И я смотрю на вас — ну как на чудо.


Боюсь, не потерять бы головы!

Хочу еще признаться: ненавидел

Не Время только я одно,— увы!—


Но все народы на земле. Не видел

В их поведеньи правды никакой.

Лишь здесь узнал, Кого я тем обидел!


А признавал один народ я — свой.

Мы были с ним разделены пространством,

И уж давно… Но так как был он