усвоить, меркнет; на его месте появляется грузная, стопудовая, либеральная легенда о Гейне, которая принимает наконец совершенно возмутительные для художника и уродливые формы: Гейне превращается чуть ли не в народолюбца, который умер оттого, что был честен. Эта легенда жива до сих пор, проявляется то там, то здесь, и новое течение русской поэзии, которое по отношению к Гейне оказывается уже третьей волной, все еще бессильно стряхнуть с образа поэта ветхую чешую этих чуждых красок, то гражданственное отношение к поэту, которое я хотел бы назвать, несколько играя словами, родной нашей, кровной, очень благородной и чистой, — но все-таки — грязью.

От всех этих общих соображений перехожу к объективным оценкам.

Михайлов перевел 121 стихотворение Гейне; большая часть из них — настоящие перлы поэзии; все же — это не Гейне: с одной стороны, переводы лишены той беспощадности и язвительной простоты, которая характерна для Гейне; в Михайлове было слишком много того, что называли у нас «романтизмом»; с другой, будущий приятель Чернышевского просто не считался с внешней формой Гейне, он почти никогда не искал соответствия размерам подлинника.[7 - Образчики Михайловского перевода:Михайлов. «Гренадеры» ГейнеРазмер — не тот; первая и третья строки не рифмуются.1. «Брели» — уже немного смягчено. «Zogen» — проще.3. Слово «Quartier» переводится «земля».4. «Душой приуныли» — вместо «повесили головы».5 и 6. «Позора» нет; просто — «печальная весть: Франция погибла, большое (может быть, великое) войско побеждено и разбито».8. Kaiser — не император. Это уже непереводимо.9. «Заплакали вместе» — не переведено.11. «Вымолвил» — вместо «сказал». «Болит мое скорбное сердце» — вместо «как мне тоскливо».12. «Раны» — вместо «рана».13. «Товарища» нет, вместо него — «кончена песня».14. «И мне умереть бы пора» — вместо «И я бы не прочь умереть с тобой».15. «Малолетки» — вместо «ребенок».16. «У них ни кола, ни двора» — вместо «без меня они пропадут».17-20. Михайлов, естественно, повторяет: «дети». У Гейне на этот раз строфа «возвышеннее»; размеры тревожнее и прерывистее, чем в остальных; он резко ломает стихотворение на две половины, что незаметно у переводчика.21. «Исполни завет мой: товарищ» — вместо «исполни, брат, одну мою просьбу».21-22. «Коль здесь я окончу солдатские дни» — вместо «если я теперь умру».23-24. Франция у Гейне подчеркнута повторением. У Михайлова — один раз.25. «Ленточка» — вместо «лента». «Ehrenkreuz» больше, чем «орден».27. Зачем «в руки»? — «В руку».29. В этом стихе у Гейне уже слышна отдаленная конская рысь; по мере приближения лошадей количество «р» увеличивается; через четыре строки — император уже тут, копыта его лошади сотрясают землю над могилой. У Михайлова — обратное построение, смысл звуков утрачен. Чувствуется поэт, ибо он передает последний звук строфы «getrube» — звуком «трубу», но двухсложного здесь уже мало, строфа падает без сил.33. Строка самая громовая передана теми звуками, которыми следовало передать 29-ю.34. «Мечи звенят и блистают», а у Михайлова — «Знамена победно шумят». Откуда, кстати, у Гейне мечи? — Из романтики.35. Gewaffhet не переведено.36. Защищать императора! У Михайлова только «выйдет к тебе» (русская пассивность).]

Совершенно обратное было с Григорьевым, который перевел во всю свою жизнь всего шесть стихотворений. Он утрировал ироническую простоту Гейне, вводя в обиход невозможные прозаизмы, вроде слова «чувствия». Зато отношение к внешней форме у него было истинно пушкинское, но он, если можно так выразиться,