струя,
Гладь (?) расплавленного (?) пруда —
Голубая чешуя (?)

Есть ужасающе банальные эпитеты и сравнения: «коралл уст», небо — «голубой атлас», пальмы — «дети пустыни». Есть слова и целые выражения, эпитеты и сравнения — уморительные или отталкивающие: кудри — «рассыпчаты», «кумиров мертвых телеса», «воня жура» (грубый славянизм); «роями вывелись на улицах гетеры» (через несколько строк упоминается городовой, едва ли сопоставимый с гетерами); Ио — «погоняема кручиной»; она же просит Зевса: «Дай мне пару грудей снежных (пару пива, что ли?), золотых кудрей венок»; раб Ахиллеса «мажет воском тетиву»; «облаков блуждающие лодки бегут, как золотые сны»; «лист — отцветшее дитя»; Поликсена говорит Ахиллу: «Ты со мной улыбнешься печалям, что тебя от родных унесло»; у «прелестной» — «пальцы ручки благовонной»; «темно-пурпурна плодов кожура»; лучи «съели» «все, что было снега, льда». В стихах, подражающих Кольцову и возмутительных почти сплошь, встречаются такие:

Под дубовый пол
Ткнул газетину,
Намочив ее
Керосином всю.

Или — хуже того:

Грудь высокая
Что копна стоит.

Или — хуже того:

Как бы Пашеньке
Не раскаяться:
Баба мертвая
К ней таскается.
Не дает ей спать,
Страхом мучая.
Лицо — синее,
Вся вонючая.

И, наконец, о беременной женщине сказано:

Лицо оплыло; тихо-бессмыслен взор;
Распухли жилы; грузно поник язык;
Блестят под вздернутой одеждой
Ноги, серебряным лоснясь туком.

В стихах встречаются такие слова, как: «мелодично», «ароматичен»; обильное повторение двух прилагательных или наречий рядом, уничтожающее впечатление: «солдаты ненасытно, жадно ищут Иудейского царя»; земля — «безлюдная, немая»; небо — «далекое, холодное»; знак — «надежный, верный»; лоно — «плодородное, злачное»; фавны — «дерзкие, страстные, пьяные»; меч — «дымящийся, теплый, язвительный»; выражения неправильные, как «страх не вовсе исчез с ее сердца», или: «ты был доброволен в крови»; особенно часты фальшивые расстановки слов: «с грудью матери девичьей слил уста Иммануэль»; «тонут в лазури торжественных лилий, девственных, стройных и белых, леса»; «за леса краем»; «перед зари зажженным алтарем»; «в колокола нежном отголоске»; «Фисба, Востока затмившая дев» и т. д. Самый яркий пример — строфа из стихотворения «Пирам и Фисба», вся вторая половина которого заставляет помирать со смеха.

И кровь не иначе
Из раны забила, дымясь и кипя,
Струею горячей,
Как возле отверстия трубки, шипя,
В стремлении яром
Вода закипит,
И мощным ударом
Воздушные волны сечет и кропит.

Я покончу с отрицательными примерами, запас которых, однако, далеко не исчерпан; все те немногие стихотворения, где есть истинная поэзия, пахнут ладаном, запаха же цветов во всей книге Сергея Соловьева нет ни малейшего, так что и заглавие книги не выдерживает критики. Но вот — подлинные, живые стихи: пусть несовершенные, но проникнутые прелестью какой-то невыразимой.


Пресвятая Дева и Бернард

Он за город ушел, где дороги
Был крутой поворот.
Взоры монаха — молитвенно строги.
Медленно солнце спадало с прозрачных высот.
И молиться он стал, на колени упал, и в фигуре
Были смиренье, молитва.
А воздух — прозрачен и пуст.
Лишь над обрывом скалы в побледневшей лазури
Зыбкой листвой трепетал засыпающий куст.
Воздух пронзали деревьев серебристые прутья.
Горы волнами терялись, и вечер, вздыхая, сгорал.
Знал он, что встретит сегодня Ее на распутьи…
Благовест дальний в прозрачной тиши